Слово и Таинства. (Мартин Лютер. Собрание сочинений, т.35)

Данный текст представляет собой перевод 35-го тома полного собрания сочинений Мартина Лютера на русский язык.
Перевод выполнен фондом "Лютеранское наследие" (переводчик: Валерий Володин). Текст прошел литературное и богословское редактирование и несомненно представляет интерес для всех, кто не может читать Лютера в оригинале.
На этой страничке мы представляем предисловие к этому тому. Полная версия отредактированной рукописи русского перевода этого тома также доступна на нашем портале. Информация об этом находится в нижней части страницы.

ПРЕДИСЛОВИЕ

СЛОВО И ТАИНСТВА

Как для каждого верующего, так и для Церкви в целом, Слово и Таинства составляют жизненно важный центр, без которого не может быть христианской веры. Как говорил Лютер в своих «Шмалькальденских артикулах» 1537 года, «Бог не желает иметь с нами дела иначе, как через изреченное Слово и Таинства.».[1]

Согласно пониманию Лютера, Слово Божие не следует просто отождествлять с графическим текстом Писания, ибо оно намного глубже, нежели историческое описание или нравственный принцип. Скорее оно является уникальной, животворящей силой, вестью, передаваемой через людей, в которых ожило Писание. Поэтому Церковь в понимании Лютера – это не «дом перьев, а дом уст»,[2] в котором провозглашается живое Слово.

Несмотря на все его внешнее разнообразие, Слово Божие едино. В своем проницательном исследовании Лютера и Нового Завета Генрих Борнкамм (Bornkamm) выразился так: «Во всех христологических пророчествах Ветхого Завета Христос всегда присутствует двойственным образом, а именно, как говорящий и как предрекаемый».[3] Для Лютера «предсуществующий Христос Ветхого Завета и воплотившийся Христос Нового Завета не был бы одной и той же Личностью, если бы Он не исполнял одно и то же дело Божие, то есть суд через Закон и оправдание через Евангелие».[4]

Это весьма характерное христологическое толкование Писания угадывается в некоторых предисловиях Лютера к библейским книгам, присутствующих в данном томе, но еще более оно проявляется в его многочисленных экзегетических произведениях и в проповедях. Здесь лютеровская герменевтика проявлена в полной мере, а понимание Писания в конкретном историческом смысле оживляется отношением к Слову как к устному провозглашению Евангелия, viva vox evangelii.

На протяжении всего своего служения Лютер утверждал, что Слово и Таинство неразрывно связаны. Опираясь на власть Писания, он сократил количество Таинств с семи до трех, а затем до двух (1520). Хотя признание им важности истинного покаяния выразилось во временном сохранении покаяния в качестве Таинства (1519), позднее он включил его в одну группу с исповедью, отпущением грехов и церковным благочинием или властью ключей.[5] Так основное его внимание сосредоточилось на Крещении и Святом Причастии, которые он понимал как видимое Слово.

Лютер рассматривал Таинства в свете ветхозаветной преемственности. Между Крещением и обрезанием и между Святым Причастием и ветхозаветной Пасхой не существует прямого тождества, как утверждала лютеранская схоластика.[6] Вместо того чтобы смотреть на внешнее сходство, Лютер глубже вникал в сущность Слова и Божия обетования. Хотя в Ветхом Завете Божие обетование скрыто под Законом, Лютер все же видит в Моисее один из аспектов проявления предсуществующего Христа. Лютер утверждал, что Бог «помог человеку найти сокрытое в Ветхом Завете Слово и понять его смысл, добавив знамения к Своему обетованию».[7]

Хотя, по мнению Лютера, этими знамениями предвосхищались церковные Таинства, их не следует понимать (подобно Цвингли) просто как проявления христианского исповедания. Эти знамения также не оправдывают сами по себе, они не являются заменителями Слова, напротив, ими подтверждается Слово и намерение Божие. «Тот же самый Бог», – говорил Лютер, – «Который сейчас спасает нас через Крещение и хлеб, спас Авеля через его жертву, Ноя – через радугу, Авраама – через обрезание, а всех прочих – через соответствующие знамения».[8] Посему эти знамения происходят не из обрядового поклонения иудеев, как бы от людей, но от могущественных деяний Самого Бога. Согласно Лютеру, всё зависит от совершаемого Богом.

Поскольку Крещение является Божиим деянием, а также оно неотделимо от исторически установленной смерти Иисуса Христа, его нельзя повторить. Вопреки учению католических схоластов, Крещением грех не искореняется. Скорее оно приносит прощение греха и воссоединение крещаемого со Христом. Человек, будучи крещенным грешником, должен осуществлять ежедневное покаяние для как возвращения к жизни, дарованной ему в Крещении.

Поскольку Крещение является знамением, видимым Словом, его действие сохраняется на протяжении всей земной жизни верующего. Но при том, как объяснял Лютер, его действие соперничает с продолжающейся плотской жизнью и влечениями крещеного человека. Такой человек парадоксальным образом праведен во Христе и одновременно грешен по своей собственной плоти: simul justus et peccator.[9]

Лютер понимал христианина как живущего верою в Искупителя, в Котором он имеет упование на окончательное освобождение от своего противоречивого состояния. Праведность, которою он обладает во Христе – это праведность Другого. И поскольку этот Другой является Христом, а не им самим, верующий имеет упование. Таким образом, как указывает Прентер, «Слово и деяние Божии в неповторимом акте Крещения приобретают характер обетования – залога».[10] Тот факт, что это обетование Богом рассматривается как нерушимое, очевидно из трактата Лютера о Крещении (1519). Здесь он выдвинул концепцию Божия завета, говоря: «Это благословенное Таинство Крещения помогает тебе, потому что в нем Бог заключает с тобою в союз и объединяется с тобою в благодатном завете утешения».[11] Это деяние Божие, конечно же, требует ответа. И такой ответ распространяется на всю земную жизнь крещеного человека, выражаясь в желании умереть, дабы ожить.[12] Ведь жизнь с готовностью умереть существует благодаря вере в прощающее и животворящее Слово Божие.

Из-за его важности для жизни Церкви и его жизненно необходимого действия в качестве видимого Слова, Лютеру прежде всего приходилось говорить о Святом Причастии. Его участие в дискуссии и спорах о Святом Причастии даже лучше, нежели его деятельность в качестве переводчика Писания, отражает последовательные этапы его реформаторского пути. Начиная с трактата 1519 года «Благословенное Таинство святого и истинного Тела Христова» до «Краткого исповедания о Святом Причастии» 1544 года нашим взорам предстает дюжина произведений, в которых разворачивается мысль Лютера о Святом Причастии. Они также дают возможность оценить степень вовлеченности Лютера в дискуссию на эту тему с его современниками через рассуждения и споры. Поскольку подробности содержатся в предисловиях к этим произведениям из четырех томов, посвященных теме «Слово и Таинство», здесь достаточно лишь упоминания об основных тенденциях развития. Биографии, подобные труду Роланда Бейнтона «На сем стою» (Bainton, Here I Stand, Nashville, 1950) или Эрнеста Г. Швиберта «Лютер и его эпоха» (Schwiebert, Luther and His Times, St. Louis, 1950), предоставляют подробный исторический контекст этих тридцати пяти лет. В сочинении Бейнтона особый интерес представляет хронология событий (стр. 18-20).

Начав с нового, направленного в основном против приверженцев Рима, основанного на Писании истолкования Святого Причастия (тома 35-36), с 1525 года Лютер стал занимать все более непримиримую позицию по отношению к сектантам, подобным Томасу Мюнцеру, и к сакраментариям, подобным Цвингли (тома 36-37).[13] Потому в 1527-1528 годах были опубликованы его главные труды, посвященные данной теме. Затем Лютер отстаивал свое понимания Таинства на два фронта, борясь против приверженцев Рима и сектантов (том 38). Это противостояние продолжалось от Марбургского диспута (1529) через успокаивающее Виттенбергское согласие (1536) к кратковременному (1544) возобновлению его полемики с Буллингером из Цюриха, а также с неистовым Каспаром Швенкфельдом.

Здесь можно представить краткий обзор понимания Лютером Святого Причастия на основании превосходного описания компетентного лейпцигского богослова Эрнста Зоммерлата в новом исправленном третьем издании его труда ”Die Religion in Geschichte und Gegenwart”.[14] Позиция Лютера недвусмысленно опиралась на слова Установления. Однако это не означает, будто Лютер был поборником однобокого буквализма, ибо он воспринимал эти слова в полном контексте искупления Богом человека. Таким образом, лютеровское понимание неразрывно связано с новозаветным представлении о вере в Бога, действии Святого Духа и спасении во Иисусе Христе. Как во Христе соединены Божия и человеческая сущности, в Причастии соответствующим образом соединяются хлеб (вино) и Тело (Кровь) Христовы. Потому Причастие находится в сердце новозаветного откровения. Воистину, основополагающий факт воплощения и обитания Бога среди людей делает Самого Иисуса Христа изначальным Причастием.

Лютер утвердил истинное присутствие Христа в простом и библейском смысле истинности. Средневековый католический догмат пресуществления настаивал на ином виде истинного присутствия, в то же время энтузиасты совершенно спиритуализировали истинное присутствие.[15] Для Лютера эта библейская истинность означала телесное присутствие Христа в Причастии. Согласно его пониманию, спасение человека, облеченное в живое Слово, становится зримым в Святом Причастии. Подобно тому, как воплотившийся Христос пребывал на земле телесно, так Его и принимают телесно в Святом Причастии.

Более того, это значит, что Таинство не только указывает как знамение на спасение человека, но также передает его ему. В своих трактатах 1519-1520 годов [16] Лютер выступил против приверженцев Рима, подчеркивая главное значение Святого Причастия, заключающееся в том, что оно является запечатлением и знамением спасения, уготованного Богом человеку. Поскольку в нем передаются Тело и Кровь Христовы, в нем также даруется спасение, знамением которого оно является. Таинство Алтаря является инструментом или мостом, через который к нам приходит сам дар. Словами Установления: «За вас», акцент определенно смещен на личностное принятие, в котором Бог делает возможной личную веру. Выражаясь кратко, Словом объявляется, а затем действительно вручается дар Божией благодати.

Поэтому Таинство не просто подчинено Слову, но видимым образом располагается на том же уровне, что и проповедуемое Слово, неся свой особый дар телесно-духовной сопричастности Христу. Сопричастность, даруемая в Святом Причасти, нигде более не присутствует столь зримо. Возвышенными словами Лютер прославил тайну сего общения, теснее которого человек не может даже вообразить.

Итак, то что Лютер отстаивал в понимании Слова и Таинства, он адресовал всей Церкви. Слово – провозглашаемое и видимое – едино. «Где Слово, там и Церковь».[17] Как напоминает нам Борнкамм, именно понимание Слова позволило Лютеру увидеть единую неразделенную Церковь от Едемского сада – до Последнего Суда. Как Божии знамения в Ветхом Завете предвосхитили Таинства Нового Завета, так и собрание верных ветхозаветного периода стало прообразом новозаветной Церкви. Таинство и Церковь являются деяниями Слова, его знамениями и его осуществлением.[18]

E.T.B.

[1] ША, III, VIII, 10.

[2] WA, 10, 48.

[3] Luther und das Alte Testament (Tubingen: Mohr, 1948), стр. 171.

[4] Regin Prenter, ”Luther on Word and Sacrament”, More About Luther (Martin Luther “Lectures”, Vol. II [Decorah, Iowa: Luther College Press, 1958]), стр. 79.

[5] Смотрите: «Таинство покаяния» в данном томе. Смотрите также: Шмалькальденские артикулы, часть III, арт. VIII, и трактат «О вавилонском пленении Церкви», LW, 36, 18, 124.

[6] Bornkamm, op. cit., стр. 158.

[7] Ibid., стр. 152.

[8] «О вавилонском пленении Церкви», LW, 36, 65.

[9] Prenter, op. cit., стр. 87-89.

[10] Ibid., стр. 91.

[11] «Святое и благословенное таинство Крещения», в данном томе.

[12] Ibid.

[13] Смотрите также часть II трактата «Против небесных пророков», LW, 40, стр. 144-223.

[14] Смотрите: Sommerlath, ”Abendmahl”, ”Die Religion in Geschichte und Gegenwart” (3-е изд., 6 томов, Tubingen, Mohr, 1957-); I, 34-37. Сравните подобную статью того же автора в новом Evangelisches Kirchenlexicon (4 тома, Gottingen: Valdenhock und Ruprecht, 1956-1960), I, 11-14.

[15] Смотрите труд бывшего эрлангенского, а затем австралийского богослова Германа Зассе, «Сие есть Тело Мое. Борьба Лютера за истинное присутствие в Таинстве Алтаря» (This is My Body,Luther’s Contention for the Real Presence in the Sacrament of the Altar, Minneapolis, Augsburg, 1959), а также Предисловие Роберта Фишера к LW 37.

[16] Смотрите в данном томе: «Благословенное Таинство святого и истинного Тела Христова» и «Трактат о Новом Завете, то есть о Святой Мессе», а также «О вавилонском пленении Церкви», LW, 36, 19 и далее.

[17] Ubi est verbum, ibi est ecclesia – слова Лютера из диспута, состоявшегося в Виттенберге 3 февраля 1542 года, при защите ученой степени Иоганна Маккавея Скота, WA, 39 (II), 176.

[18] Bornkamm, op. cit., 176, 184.


	Полный текст этого произведения доступен в магазине электронных книг. Перейти в этот каталог можно, кликнув мышкой по изображению слева.