Очерки по герменевтике. М.Х. Францманн. Часть 2: Историческая сфера

Очерки герменевтике. Часть 2: Историческая сфера. М.Х. Францманн. Все права на русский перевод принадлежат фонду "Лютеранское наследие".

Этот материал доступен в форматах PDF и ePUB в новом каталоге фонда "Лютеранское наследие"

Очерки по герменевтике

Мартин Францманн

II. ИСТОРИЧЕСКАЯ СФЕРА

"И было в те дни..."

В лингвистическом аспекте истолкователь стремится овладеть тем языком, на котором Писание было изначально написано. В историческом же аспекте он стремится познать мир, в котором и для которого Писание было изначально написано. Он прилагает максимум усилий к тому, чтобы представить себе и иметь перед собою как можно более конкретную и выразительную картину географической, общественной, экономической и культурной ситуации, в которой жили первые проповедники [Писания] и их слушатели. Такая картина, или совокупность [условий] включает также прошлое, унаследованное этими проповедниками и слушателями, ибо самим фактом, рождения от своих родителей человек неизбежно связан с прошлым и приходит в мир, уже имея определенную историю. Это особенно справедливо в отношении всеобъемлющего прошлого Ветхозаветного откровения Божия, которое для богобоязненных иудеев и верующей Церкви конечно же было вовсе не прошлым, но всегда существующим и постоянно действующим настоящим. Когда волхвы пришли в Иерусалим, Михей (Миха) был не какою-то туманною и далекою историческою фигурою, голос его еще “звучал” реально[1]. И в День Пятидесятницы голос Иоиля, звучавший из уст Св.Петра, был живым и действенным для тех, кто слушал его своими ушами.

Это относится к исторической сфере в широком смысле слова. Относительно провозглашения появившегося в Палестине и распространившегося по всему греко-римскому миру Нового Завета, исполняющего, а не уничтожающего предыдущее откровение, которое Бог дал Своему народу о Себе, эта сфера охватывает две культуры — семитскую культуру Палестины и греко-римскую культуру Средиземноморья. Чем глубже и обширнее знания истолкователя [переводчика] об этих двух культурах, тем более прямою и непосредственною бывает его связь со священным текстом. И, соответственно, тем более ярким и жизненным бывает его понимание и оценка текста. Хорошие комментарии, несомненно, содержат материалы, относящиеся к любой установленной части текста. Но характер представления информации в комментариях неизбежно бывает постепенным, информация предоставляется фрагментами, шаг за шагом. И такое постепенно получаемое знание мало значит и быстро утрачивается, если не находит себе подходящего [“надежного”] места в системе ранее обретенных общих знаний. Библейские словари и энциклопедии в общих чертах дают такое историческое знание, но то знание, которое они предоставляют нам, является “вторичным”[2]. До тех пор, пока разум не основывается — хотя бы выборочно — на первичном знании [знании “из первых рук”], содержащемся в текстах и памятниках той [конкретной] эпохи и предшествующего ей периода, такая информация, чаще всего, бывает тусклою и неотчетливою, а понимание текста остается слабым и неполным. Здесь, как и в языковой сфере, доказывается значение и важность нашего традиционного предбогословского курса обучения. Особое внимание, уделяемое в нем истории, а также языкам древнего мира, обеспечивает отличную базу для истолкования Писания в историческом аспекте. Кто-то, возможно, хочет, чтобы больше внимания уделялось полноте времен[3], другой — чтобы Палестина, ее история и культура, как библейская, так и небиблейская, рассматривались на равных правах с остальными разделами классической истории древнего мира. Но, как бы там ни было, общая идея верна, и основание такое совершенно необходимо.

Исторический подход в более узком смысле [слова] занимается рассмотрением специфических обстоятельств, определяемых самим “литературным произведением”[4], условиями, в которых оно было написано и принято, личностями, которым оно было адресовано и так далее — [то есть] материалами, которые обычно рассматриваются в курсе Введения в Новый Завет, материалами, полученными из самих [библейских] текстов, из других библейских источников (каковым, например, является Книга Деяний по отношению к Посланиям Павла), или же из небиблейских преданий. Сам факт присутствия в учебных программах курсов Введения в Новый Завет свидетельствует о важности исторического подхода [важности рассмотрения исторических обстоятельств] при истолковании. Каждая книга Нового Завета написана к какому-то определенному, указанному времени [по какому-то поводу]. Если мы хотим понять общее значение этих книг для всех времен, то нам, прежде всего, следует усвоить значение, которое они имели изначально, во время своего создания. Характер новозаветных Книг, как писаний, созданных “по какому-то конкретному поводу”, наилучшим образом виден в Посланиях. Но даже если рассматривать Евангелия, то вводная часть к Евангелию от Луки, различия в характерах[5] и акцентах синоптических Евангелий вообще, не говоря уже о специфическом характере Евангелия от Иоанна, не оставляют никаких сомнений в том, что они также были составлены для удовлетворения каких-то конкретных, насущных и вполне определенных нужд. Что же касается Книги Откровений, то несомненно, что основанием и поводом для ее пророчеств были гонения на Церковь.

Бог заставляет все служить во благо Своей Церкви — порочные причуды и безбожие древнего критицизма породили, по провидению Божию, полезный “побочный продукт”, побудив библейских исследователей к более здравому историческому рассмотрению Писания. Мы были вынуждены изучать Писание с учетом жизненных реалий конкретной исторической ситуации [в которой оно было написано], и результат этого может быть только благотворным. Обыкновенный здравый смысл учит нас тому же — ни одного человека невозможно понять в пустоте, он приходит в мир с уже готовыми узами, связывающими его с семьею, с народом, с культурною средою. Если он вообще может быть изучен, то только через призму его отношений с современниками и предшественниками. Представьте себе попытку понять Сократа без Афин, Демосфена без Филиппа Македонского! Рождение человека свыше не изменяет для мира сего исторических фактов его плотского, человеческого рождения. Павел, после произошедшего с ним по дороге в Дамаск, остался таким же римским гражданином, каким он был до своего обращения, и Павел-христианин и миссионер использует это римское гражданство в интересах своего дела. Некоторые фрагменты жизнеописания Павла просто непонятны без знания того, что давало ему и что значило для него его римское гражданство. И факт богодухновенности также не разрушает исторических уз, связывающих человека с его настоящим и прошлым. Обращенный Савл пишет по-гречески, чему он был научен до своего обращения в Тарсе, и использует образы [образные выражения], принятые в том мире, который окружал его — еврейского мира с его Храмом и культовыми обрядами, и языческого мира с его атлетикой, спортивными состязаниями, торговою системою и законом[6]. Святой Дух просто брал людей, как они есть, в конкретной исторической ситуации, и использовал их... Нет ничего нового и незнакомого в этом вновь возрожденном акценте на исторические аспекты истолкования. Для Лютера исторический подход также следовал бок о бок с возвращением к простому и бесхитростному пониманию: “Sola enim historica sententia est, quae vere et solide dicet”.

Если бы мы даже в общих чертах попытались истолковать весь Новый Завет в полном историческом контексте, это была бы весьма претенциозная цель. Давайте лучше поставим перед собою более умеренную и “эмпирическую” [практическую] задачу — возьмем одно из самых коротких и простых Посланий Павла, 1-е Послание к Фессалоникийцам, и покажем, как история [историческое знание] может углубить и обогатить наше понимание данного фрагмента Святого Писания.

“Павел и Силуан и Тимофей...” В исторической сфере даже имена приветственной части самого начала Послания весьма многозначительны и многое раскрывают. “Павел” — предположите на миг, что об этом Павле ничего не известно, кроме того, что о нем говорит нам 1-е Послание к Фессалоникийцам. Послание все равно было бы многозначительно и поучительно, так же, как поучительно Послание к Евреям, несмотря на то, что “один лишь Бог знает наверняка”, кто является составителем данного Послания. Но каких богатств мы были бы лишены в таком случае! Ибо мы знаем, что это тот Павел, который был когда-то Савлом, ревностным иудеем, фарисеем-фанатиком, богохульником, гонителем и клеветником. Данное Послание является ярким свидетельством того, что на Павла была обильно излита благодать нашего Господа. Мы видим, как он пишет христианам, которых он прежде ненавидел, христианам, среди которых находятся язычники, презиравшиеся им ранее. И он пишет им с великою любовью и заботою, с пылкою молитвою благодарения, которая красною нитью проходит через все первые три главы, [он пишет] проявляя ревностную заботу о том, чтобы они пребывали далее и возрастали во Христе. Уже сам по себе факт, что этот Савл-Павел пишет Послание, является проповедью власти Божией и милости Его.

“Павел и Силуан и Тимофей...” — такая цепочка [такая последовательность] имен свидетельствует о связующей силе христианской веры. Здесь Павел, обращенный враг Церкви, бывший фарисей связан с Силою, членом первой Иерусалимской церкви, одним из первых "аристократов" христианского мира, и с Тимофеем, являющим собою один из первых плодов миссионерских путешествий Павла — странное единство весьма отличных друг от друга людей, служащих при этом Господу Иисусу Христу. Соединение таким образом трех [этих] имен, является также свидетельством о космополитическом характере ранней церкви, и таким образом — о вселенских целях и масштабах [границах] первой церкви даже в те ранние времена. Как Павел был Савлом, так и Силуан носил доброе еврейское имя Сила, и оба они были римскими гражданами, объединяя таким образом в себе две культуры, составляющие исторический фон Нового Завета, — культуру семитскую и культуру греко-римскую. Тимофей тоже является космополитом — его отец был греком, а его мать, хотя и носила греческое имя, была набожною иудейкою, воспитывавшею своего сына на Святых Писаниях древнего народа Божия. По своеобразной “благодатной иронии” Тимофей не был обрезан до того времени, когда он начал свои деяния в качестве служителя Нового Завета. Спасение особым образом проявляется в [самой] истории его проповедания и в личностях проповедующих его людей, которые, будучи иудеями, провозглашали спасение всему миру. Характеры и судьбы этих проповедников являются исполнением пророчества, и одновременно они сами по себе являются пророчествами.

“Фессалоника”, “Ахаия”, “Македония”, “Афины” — географические названия также очень важны в историческом аспекте. Такие смутные предостережения, как “острова”, “концы земли”, “каждый со своего места” (Ис.41:5; Соф.2:11), превратились в конкретные и выразительные географические названия, при исполнении промысла Божия. Вместо “островов” мы видим теперь, когда пророчество свершается, огромный приморский город Фессалоника, как центр и “арену деяний” Божиих, город, в котором Евангелие укореняется, растет и распространяется. Истолкователь, желающий глубже понять 1-ое Послание к Фессалоникийцам, хорошо сделает, если будет стремится наглядно представить себе этот известный город. Подобно большинству городов, в которых трудился Св.Павел, этот город находился на перекрестке дорог, одною из которых была большая римская дорога, называемая “Виа Эгнация”. Благодаря своей превосходной и живописной гавани, этот город был одним из [крупных] морских и торговых центров. Исторический характер и географическое положение города по провидению Божию были сформированы так, что Апостол мог сказать о нем: “Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахаии, но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Бога, так что нам ни о чем не нужно рассказывать” (1Фессал.1:8). Мы можем предположить также, что жизнь в этом городе была весьма дорогостоящею. Потому что здесь Св. Павел, несмотря на то, что он сам, дабы никого не отяготить, не покладая рук трудился днями и ночами,, все же дважды вынужден был принять помощь от Филиппийской церкви (Филип.4:16). Это был многолюдный город, и его население, состоявшее из представителей различных народностей, включало также и немалое число иудеев, имевших там собственную синагогу (Деян.17:1). Именно здесь, в синагоге, Павел по своему обыкновению начал проповедовать в Фессалониках, “и три субботы говорил с ними из Писаний” (Деян.17:2). Наше Послание и история Фессалоникийской церкви выявляют потрясающий исторический факт, имеющий огромное значение для всей истории искупления — факт существования израильской диаспоры, рассеяния Израиля по всему древнему миру, происходившего в результате принудительной депортации или добровольной эмиграции — так, что чудесные события в День Пятидесятницы были засвидетельствованы иудеями “из всякого народа под небом” (Деян.2:5). И мы читаем письмо Филона[7], адресованное Калигуле и содержащее такое примечательное утверждение: “Иерусалим является столицею не одной только страны Иудеи, но большинства стран, благодаря своим поселениям [колониям], которые он[8] образовывал, когда представлялась такая возможность, в соседних странах — в Египте, в Финикии, в Сирии и Келе-Сирии[9], и в более удаленных странах Памфилии и Киликии, в большей части Асии, равно как в Вифинии и самых дальних уголках Понта. А также в Европе, в Фессалии, в Беотии, в Македонии, в Этолии, в Аттике, в Аргосе, в Коринфе, в большей части, причем в лучших областях Греции. Иудейскими поселениями полны не только материки, но также и наиболее важные острова — Эвбея, Кипр и Крит, не говоря уже о землях, лежащих за Евфратом”. Мы уже так привыкли читать, что Св.Павел вновь и вновь — в Антиохии Писидийской, в Фессалонике, в Афинах, в Коринфе, в Ефесе — начинает свою работу в синагоге, что мы не заметим в этом провиденциальном факте ничего удивительного, если только не взглянем на него по-новому, глазами историка. И только в свете это факта мы можем понять такой фрагмент, как, например в Деян.(16:3), относящийся к полугреку[10] Тимофею: “Его пожелал Павел взять с собою; и, взяв, обрезал его ради Иудеев...” И все же Послание к Фессалоникийцам адресовано, если можно так выразиться, “языческой” церкви, людям, которые “обратились к Богу от идолов, чтобы служить Богу живому и истинному и ожидать с небес Сына Его...” (1Фессал.1:9-10). В Фесалонике, как и повсюду в других местах, собратья Павла по плоти следовали своему трагическому предназначению, будучи людьми, ожидающими Христа и одновременно инициирующими Его отвержение. Они, израильтяне, которым принадлежало и “усыновление и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования”, они, происходившие от отцов, и от которых Христос произошел по плоти (Рим.9:4-5), даже они отказались подчиниться праведности Божией (Рим.10:3). Самые горькие слова, какие Св.Павел когда-либо произносил о своих соотечественниках, мы читаем в этом Послании. Они отражают опыт Апостола в Фессалонике, как записано в Деян.(17:5), где мы узнаем, что именно иудеи (ибо лишь некоторые из них уверовали) воспылали ненавистью, что именно они были подстрекателями гонений, сделавших фессалоникийских христиан “подражателями церквам Божиим во Христе Иисусе, находящимся в Иудее”. “Потому что и вы то же претерпели от своих единоплеменников, что и те от Иудеев, которые убили и Господа Иисуса и Его пророков, и нас изгнали, и Богу не угождают, и всем человекам противятся, которые препятствуют нам говорить язычникам, чтобы спаслись, и через это всегда наполняют меру грехов своих” (Фессал.2:14-16). И все же истинно высказывание: “Пленение иудеев стало свободою как иудеев, так и язычников, и рассеяние Израиля стало собиранием всех народов в Боге” (Плуммер [Plummer]). Синагога была отправною точкою, и синагога же была “мостиком” в языческий мир. Ибо в синагоге сбоку, “на окраине” присутствовала эта полезная группа “еллинов, чтущих Бога”, или прозелитов, среди которых в Фессалонике, как часто и во всех других местах, Евангелие воспринималось благосклонно и доброжелательно. Книга Деяний свидетельствует нам, что в Фессалонике “великое множество” таковых уверовало.

Пророки видели, как “язычники” и “каждый со своего места” служат Иегове. Мы же видим исполнение [пророчеств], конкретное и подробное. Мы видим фессалоникийских работников и ремесленников, — среди них были иудеи и “почетных женщин ... немало”, но простые люди из язычников составляли в общине большинство — люди, убежденные в том, что следует делать свое дело и трудиться своими руками. Из общей экономической картины древнего мира мы знаем, сколь труден был удел свободных работников (проблема отношений между рабом и хозяином, когда оба они являются христианами, в этом Послании не затрагивается — возможно потому, что таких было немного) в рабовладельческом обществе. Появляется новая острота в том, как Св.Павел описывает тяжкий труд их веры и любви, то терпение, которое они проявляли, уповая на своего нового Господа Иисуса Христа, если мы помним об этом. Мы знаем также — когда Св.Павел говорит о церквях Македонии, что они добровольно жертвуют [на служение], хотя “глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия”, он просто констатирует факт (2Кор.8:2). Ибо эта молодая церковь испытывала как непрестанные гонения, так и постоянную бедность.

Мы знаем также, что это были за особые искушения, которым подвергались молодые фессалоникийские христиане, живя в греческом обществе, в котором было сформировано их отношение к жизни. “Ибо призвал нас Бог не к нечистоте, но к святости”. Этот акцент на чистоту в половой жизни — основная мысль увещевательной части Послания, предостерегающая от блуда — не вызывает никакого удивления у людей, просто знакомых с жизнью греческого города, и особенно — города портового. Фрагменты, подобные этому и Lasterkataloge[11], например тот, что мы находим в первой главе Послания к Римлянам, вызывают тысячу ассоциаций, навеваемых сочинениями Архилоха и Мимнерма, Аристофана и греческой комедии вообще, любовными эпиграммами из сборника “Anthologia Palatina”[12] или их прямыми римскими последователями, такими, как Катулл и Марциал. Кто ходил по тротуарам Помпеи и видел выгравированные на его камнях указатели борделей, для того суровые слова Писания по этому поводу покажутся довольно мягкими и безобидными. AkaJarosia[13] была нормою эллинистическо-римского образа жизни. Послание к Фессалоникийцам является живым и насущным словом, [написанным по вполне конкретному поводу и] адресованным конкретной Фессалонике.

Структура и стиль Послания также хорошо вписываются в [конкретную] историческую картину. Они вполне согласуются с нормами [традициями] составления посланий, принятыми в те времена, и могут быть в точности, до отдельных фраз, сопоставлены с нелитературным письмам того времени. Приветствие cariV kai eirhnh так знакомо и столь глубоко вошло в церковный [богословский] язык, что мы вероятно уже и не замечаем того факта, что в этих двух словах мы вновь видим соединение двух культур, составляющих исторический фон Нового Завета — cariV является общепринятым приветствием, используемым в греческих письмах cairein (сравн. Иак.1:1 и Деян.15:23), в то время, как eirhnh — это семитское слово “шалом”, которое в повседневной жизни стало употребляться столь поверхностно и небрежно, что наш Господь вынужден был выразить это словами “мир Мой” и “не так, как мир дает”[14], высказывая пожелание, чтобы Его ученики ощутили полную силу, которую имело это слово в Ветхом Завете, и которую оно должно обрести вновь в устах Его Апостолов. Конечно, мы не “объяснили” этого приветствия, отследив его историческое происхождение. Оба эти слова в христианском употреблении обладают таким богатством и такою глубиною, о которых его дохристианское и нехристианское использования никогда и не помышляли. Даже на этом маленьком и незначительном примере мы видим поглощающую и преобразующую силу вдохновляющего Духа Божия.

Это та же преобразующая сила, которую мы видим в стиле и форме изложения материала, присущих началу Послания — благодарение здесь растягивается до небывалых размеров, а молитва сравнима с папирусными частными[15] письмами, например, с письмом египетского солдата Апиона, напечатанным в “Свете с Древнего Востока”[16] (с.179 и далее) Дейссманном, который отмечает, что таков “типичный 'павловский' стиль начала письма", и что "Св.Павел ... был приверженцем этой прекрасной мирской традиции, начиная свои Послания с благодарений Богу (1Фессал.1:2.; 2Фессал.1:3; Филим.4; Ефес.1:16; 1Кор.1:4; Рим.1:8; Филип.1:3)”. Эти строки не являются тщательно продуманным богословским сочинением, имеющим глобальные цели и всеобщее значение. Здесь история подчеркивает то, что Писание утверждает о себе. Писание “полезно”, wjelimoV (полезно, ценно). Это слова богодухновенного человека, страстно переживающего за души людей и пишущего им на том языке и в том стиле, которые им знакомы и понятны. И если мы только будем использовать средства, которые Бог предоставляет нам, то мы тоже легко поймем эти слова.

Благодарение и молитва, проходящие через три главы Послания, напоминают нам всю историю Фессалоникийской церкви и историю отношений Св.Павла с этою церковью — его отношений и разделений с нею. Читать этот материал отдельно от 17-ой главы Книги Деяний — значит лишать себя живой связи с большей частью его содержания. Кроме того, мы не должны пренебрегать информацией, которую нам дают случайные прикосновения к каким-то материалам, относящимся к теме, где бы они ни находились — немощь, страх и трепет, с которыми Св.Павел впервые появился в Коринфе (1Кор.2:3), отражают то напряженное состояние, в котором он пребывал, думая о своей возлюбленной церкви в Фессалониках. Воспоминания простираются далее, в историю, предшествующую евангелизации Фессалоники — упоминания в 1Фессал.(2:2) о страданиях и позорном обращении в Филиппах направляют нас к памятным событиям, описанным в Книге Деяний, и особенно — к истории заключения Павла и Силы в темницу. Страстные слова, произнесенные Павлом в ответ на предложение городских властей тайно отпустить их из темницы, наглядно показывают, сколь глубокое оскорбление было ему нанесено: “Нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас” (Деян.16:37).

С этою памятною историей отношений Св.Павла с церковью в Фессалонике тесно переплетается апология Апостола Павла. Св. Павел защищает искренность своего поведения и чистоту своих побуждений:

“Ибо в учении нашем нет ни заблуждения, ни нечистых побуждений, ни лукавства; но, как Бог удостоил нас того, чтобы вверить нам благовестие, так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши. Ибо никогда не было у нас перед вами ни слов ласкательства, как вы знаете, ни видов корысти: Бог свидетель! Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других: мы могли явиться с важностью, как Апостолы Христовы, но были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими” (1Фессал.2:3-7).

Зачем все это? Почему Апостол Иисуса Христа чувствует необходимость опровергать столь низменные и, с нашей точки зрения, столь необоснованные и неправдоподобные подозрения? Очевидный и простой ответ, что все это была клевета, возведенная на Св.Павла его врагами в Фессалонике, порождает новые вопросы. Как же тогда враги Св.Павла надеялись повлиять на его христиан столь грязною клеветою, как эта? Почему они думали, что их будут слушать, и что им удастся породить подозрение столь голословными утверждениями?

Ответ вполне очевиден, но поскольку он прекрасно иллюстрирует значение исторического анализа при истолковании, нам не помешает воспроизвести его здесь. Во-первых, когда Св.Павел вошел в ворота Фессалоники, над его головою не было, так сказать, “сияющего нимба”. Благочестивые фессалоникийцы смотрели на него глазами обыкновенных людей первого столетия [каковыми они, собственно, и являлись]. У них не было возможности смотреть на него в свете всего того, что позже о нем будет записано в Книге Деяний, равно как они не могли видеть в нем того, что впоследствии в нем увидит вся христианская Европа. Они видели перед собою лишь “маленького, не производящего никакого внешнего впечатления болезненного человека, ничем не примечательного и ничем к себе не располагающего... После улаживания формальностей со стражем у ворот, странствующий иудей-ремесленник не привлек к себе внимания ни одной живой души” (фон Добшвец [von Dobschuetz]). Для тех, кто принял слово его проповеди за то, чем оно на самом деле было — то есть за Слово Божие — он стал авторитетным человеком. Но откровения в Посланиях к Коринфянам показывают, сколь зыбким и неустойчивым может быть такой авторитет в церкви, даже более зрелой , чем церковь в Фессалонике. Св.Павел не производил какого-то особого впечатления ни своим внешним видом, ни своими манерами. Человек же “с улицы”, особенно если он грек, руководствуется внешними проявлениями, а обращенный грек не перестает быть греком в мановение ока. И даже в наши дни такие человеческие качества, как широкие плечи и решительный, раскатистый бас, как известно, нередко прекрасно компенсируют бездарную по содержанию проповедь. И история Св.Павла, хотя сам он и не взирал на свои страдания и несчастья, мало чем впечатляла тех, кто не смотрел на нее глазами веры и потому не видел в его страданиях славы — впечатление от человека Божия, гонимого из города в город и из провинции в провинцию может быть легко извращено, его можно без труда представить каким-нибудь обманутым и опозоренным фанатиком. И как только тень подозрения пала на личность Апостола, его дело оказалось в опасности. Разрушение и подмывание веры в человека может легко обернуться разрушением веры в его дело — не было ли оно заблуждением или даже хитрым обманом со стороны Апостола? А не был ли и сам Св.Павел, как и многие другие, лишь очередным искателем собственной выгоды и славы?

Такие подозрения легко проникали в сердца жителей греческого города первого столетия. Там было немало других [похожих на Павла]. Глашатаи и свидетели Христовы были не единственными путешественниками на римских дорогах, и не только они стремились привлечь внимание людей, публично выступая перед ними. Они были лишь частью пестрой вереницы ораторов, рапсодов[17], софистов, философов стоиков и киников[18], проповедников неопифагореизма[19], мошенников и шарлатанов, проповедников мистерий[20], служителей Исиды и Митры, да не забудьте еще об иудейских и самаритянских учителях — и все они путешествовали по дорогам, приезжали, выдвигали свои гипотезы и учения, производили на людей впечатление, много обещая и мало давая, отправлялись дальше, оставляя своих слушателей “обогащенными несколькими быстро рассеивающимися впечатлениями, в полном разочаровании и с явно полегчавшим карманом” (von Dobschuetz). Ибо, за редким исключением, все эти странники стремились к обретению двух вещей — славы и денег. На фоне всего этого [рассматриваемые нами] слова Апостола не только естественны, но и необходимы — они прямо и косвенно порождаются фактом наличия таких “конкурентов". Посему слова эти были своевременны тогда и, как знает всякий, слышавший популярную критику, направленную против Христианства и Церкви (“Церковь — служанка капитализма, [религия —] опиум для трудового народа!”), они актуальны по сей день. И мы знаем полнее и точнее, что они означают сейчас, потому что мы узнали — что они значили тогда.

Естественно, что в Послании, через несколько недель после ее основания адресованном церкви, состоящей в основном из [обращенных] язычников, приводится не так много указаний на предшествующую историю народа Божия из Ветхого Завета. Любой человек может найти более полезный материал для изучения этого вопроса, относящегося к сфере истории, в такой книге, как, например, Евангелие от Матфея, где первые строки, представляющие родословие нашего Господа, рассказывают нам обо всей истории Израиля — от Праотцев, к царствованию Давида, затем во мрак Пленения, затем вновь к свету, засиявшему с рождением Иисуса, названного Христом. Но такой стих, как 1Фессал.(4:5): “Как и язычники, не знающие Бога”, адресованный [обращенным] язычникам (!), показывает нам, что здесь также Ветхий Завет является постоянно присутствующею подоплекою[21] Нового Завета, что “языческая” церковь чувствует и осознает себя Израилем Божиим, что историческое изучение всегда включает в себя священное прошлое так же, как современный мир.

Даже в таком “незначительном” и малом Послании, как это, содержится значительно больше, чем человек может принять и усвоить [или истолковать], особенно в той области, где историческая сфера пересекается с языковою сферою, в тех случаях, когда какое-то одно слово требует исторического изучения [для] его понимания — такие слова, как ekklhsia, со всем его спектром значений в Ветхом Завете; такие слова, как parousia, с ассоциациями времен царствования Птолемеев и римских императоров; такие слова, как kurioV, которые, простираясь в ветхозаветное прошлое, одновременно составляют “полемическую параллель” с современными притязаниями многих господ и обожествляемого императора; или даже такие слова, как простой термин ekhruxamen, который, будучи переведен, как “проповедано [проповедан, проповедана]”, не передает всего, что ассоциировалось с глашатаем [проповедником] до времен Гомера в историческом смысле.

Однако, было сказано достаточно, чтобы раскрыть, по крайней мере, те богатства, которыми располагает истолкователь в исторической сфере, и показать, сколь многое можно обрести терпением и творческим погружением во времена и мир Апостолов и пророков. Но при этом мы не должны забывать, что история [исторический анализ] — это средство, а не конечная цель. Исторический подход — это не “подход историка”. Мы не ставим перед собою цели написать историю ранней церкви, равно как мы не ищем “исторического Иисуса” [Иисуса, как историческое лицо]. Богословие все же остается habitus practicus. И мы входим в область истории для того, чтобы услышать слова, выражавшие и выражающие вечную жизнь.

[1]Имеется в виду, что для людей, живших в те времена, Михей был не столь уже далекою и туманною историческою фигурою, как для большинства из нас, живущих сейчас. О нем и о его пророчествах помнили, все это было еще очень ярко и свежо в памяти людей. — Перев.

[2]Досл.: “Из вторых рук”, то есть как бы “бывшее в употреблении”, “подержанное”, несвежее и неточное. — Перев.

[3]См. Гал.4:4; Ефес.1:10. — Перев.

[4]Писанием, как “литературным произведением”. — Перев.

[5]Стили, структуры, отличительные черты и признаки, и т.п. — Перев.

[6]Несомненно, что важнейшим историческим событием того времени можно считать Олимпийские игры, состоявшиеся в Антиохии ранней осенью 44-го года. Это праздненство отразилось на жизни всей империи. На него собрались представители из самых отдаленных городов, оно послужило стимулом для создания новых торговых связей и оживления культурной жизни того времени. В 1-ом Послании к Коринфянам (9:24-27) Павел явственно ссылается на олимпийский приз, а также упоминает о беге и кулачном бое. “Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить”. [Процитировано из: “Paul, The Man and the Teacher”, by Risto Santala]. — Перев.

[7]Здесь, вероятно, имеется в виду иудо-эллинистический религиозный философ Филон Иудейский. — Перев.

[8]Досл.: “Она”, поскольку в оригинале Иерусалим — существительное женского рода. — Перев.

[9] “Сирийская впадина”, термин используется для отличения этой части общей Сирии (в широком смысле слова) от Северной Сирии. (См. Мак.8:8). “Название Сирия у древних имело неопределенное и меняющееся значение. В широком смысле оно употреблялось, как название страны вдоль всего восточного берега Средиземного моря до самого Ефрата, включая сюда и Месопотамию. В более узком же смысле слова, Сирия обозначала страну между Финикией на юге и горой Тавр на севере и между морем на западе и Пальмирской пустыней на востоке. Так, обыкновенно представляют Сирию в противоположность Палестине”. — Перев. [См. библейский словарь Эрика Нюстрема].

[10]Греку по отцу

[11]”Перечень пороков”

[12]Наиболее известными ранними греческими сборниками эпиграмм были “Венок” Мелеагра из Гадары (ок.70 г. до Р.Х.), “Венок” Филиппа Фессалоникийского (ок. 40 г. до Р.Х.) и “Цикл” Агафия (ок.560 г.). Используя преимущественно эти сборники, около 900 г. придворный священнослужитель Константин Кефала из Византии составил антологию, которую по содержанию разделил на несколько книг. Ее вариант, расширенный многочисленными дополнениями, получил название “Anthologia Palatina”, от гейдельбергского “Codex Palatinus” (Пфальцкая рукопись”). — Перев.

[13]Нечистота, безнравственность, нечистое побуждение. — Перев.

[14]См. Иоан.(14:27). — Перев.

[15]Не являющимися литературными произведениями, личными. — Перев.

[16]Deissmann, Light from the Ancient East.

[17]Рапсод — странствующий певец, исполнявший отрывки эпических поэм на празднествах, пирах и агонах (поэтич. состязаниях). — Перев.

[18]Стоики — последователи философской школы Стои. Жизненным идеалом стоиков являются невозмутимость и спокойствие. Киники (иногда циники) — в греч. философии сторонники Антисфена. — Перев.

[19]Неопифагореизм — философско-религиозное течение, существовавшее в период со 2-й половины 1-го века до Р.Х. по 3-й век по Р.Х., соединившее в себе этические и догматические принципы пифагорейства с платонизмом и некоторыми элементами учения Стои и аристотелизма. Странствующие проповедники неопифагореизма имели репутацию чудотворцев. — Перев.

[20]Мистерии — обряды эзотерических религиозных обществ. Восточные мистерии (в честь Исиды, Аттиса и Кибелы, Митры, Адониса и Афродиты) или мистерии многочисленных гностических религиозных сект получили широкое распространение во всех странах эллинистической цивилизации. — Перев.

[21][“Задним планом, фоном”]