Немудрое Божие. Место разума в богословии Мартина Лютера (Зигберт В. Бекер)
|
Разум и человеческая мудрость всегда использовались в качестве орудий для нападок на Евангелие Христово. Еще со времен Каина самые значительные и мудрые люди на земле - именитые теологи и философы - занимали сторону человеческой мудрости и поклонялись у ее алтаря. Способность человека мыслить, его разум, является, несомненно, великим и даже «величайшим и чрезвычайно важным» даром Божиим человеку, «весьма полезным в теологии инструментом». Разум как таковой нельзя просто исключать из христианской жизни. Но всё же, прежде чем он войдёт в неё по-настоящему, его надлежит превратить из судьи в смиренного послушника, из властелина в раба, из профессора в ученика, или, более точно, из язычника в христианина. Действительно, многое в Библии противоречит тому, что нам известно из других источников. (Многие ли из нас лично наблюдали оживление человека, умершего четыре дня назад?) Но вместе с тем, библейские учения нисколько не «противоречат разуму». Разум способен воспринять весть, доступно изложенную в Библии обычным человеческим языком. Проблема, однако, заключается не в сообщении, а в самом падшем человеке, отвергающем его именно потому, что он его понял. Потому разум, чтобы стать орудием Божьим, должен прежде всего покориться вере. Автору данного произведения удалось то, чего не смогли сделать многие, а именно — показать истинное место разума в историческом лютеранском богословии. Современному мудрецу это, несомненно, покажется и должно показаться чрезвычайно «немудрым». Но всё же «немудрое Божие премудрее человеков» (1Кор.1:25). На этом-то «немудром», то есть на истинной мудрости, и основана наша вера. Книга адресована широкому кругу читателей. ISBN 1-58712-024-0 (Фонд "Лютеранское наследие", 2000 г., 224 с. Твердый переплет). |
На этой странице нашего портала мы предлагаем читателям небольшой фрагмент данного произведения для общего ознакомления:
Глава I. Введение
Человеческий разум — великий кровавый убийца, невеста сатаны, вавилонская блудница, слепой вождь, противник веры и, пожалуй, самый упорный враг Божий. Разум является величайшим и значительнейшим даром Божиим человеку, даром неописуемой красоты и величия, сияние славы, самым полезным помощником в богословии, чем-то божественным. Такими словами Мартин Лютер дал оценку человеческому разуму.
Роланд Байнтон в своей популярной биографии Мартина Лютера говорит о «сбивающей с толку иррациональности» реформатора. Несомненно, здесь речь идёт о многочисленных случаях, когда Лютер высказывал христианские истины в парадоксальной форме. Лютер смело подчеркивал видимые противоречия, присущие богословию, сохраняющему верность Библии.
С парадоксальностью Лютеровского взгляда на разум сталкивается каждый лютеранский ребёнок ещё в Кратком Катехизисе. Разъясняя Первый догмат веры (Апостольского символа веры), Лютер упоминает разум как один из великих даров Творца, за который мы должны неустанно Его благодарить. Однако, говоря о Третьем догмате, он указывает на бессилие разума, на то, что разум ни в малейшей степени не способствует обращению человека в веру. Он говорит: «Я верую, что не могу по собственному разумению, или своими силами уверовать в Иисуса Христа, моего Господа, или придти к Нему».
Из всего этого очевидно, что прояснение целостной картины представлений Лютера о вопросах разума — дело весьма сложное и увлекательное. Неоортодоксальные богословы продолжают заблуждаться относительно того, что же Лютер говорил по этому поводу. Очень легко упростить и высмеять позицию Лютера относительно разума. Но ещё легче превратно ее истолковать, особенно если в поле зрения попадает лишь одна грань столь парадоксального лютеровского подхода. Несомненно, по множеству критериев Лютера можно охарактеризовать как антирационалистического богослова. И всё же, дабы понять, что кроется под антирационализмом, следует учитывать особенности времени, в котором Лютер жил.
Сын Ганса и Маргарет, Лютер родился в век рационализма. Это был век, когда твёрдость веры в могущество Слова Божия была утрачена. Несмотря на все возможные возражения, позднее средневековье было эпохой безверия, по крайней мере неверия в Слово Божие. Джорж Бернард Шоу верно подметил, что «нет рационализма более рационалистского, чем рационализм католиков». Католический рационализм коренится в схоластицизме, царившем, когда родился Мартин Лютер.
Схоластицизм выразился в идолопоклоннической вере в силу разума. Учителя-схоласты, за редким исключением, проповедовали убеждение, будто в падшем человеке всё же сохраняется достаточная доля светлого разума. «Разум выбирает лучшее» — их главная аксиома. Сам Лютер высказывался о схоластах следующим образом:
«Они заявляют, что разум сохранил свой первоначальный (integ
Оценивая столь положительно разум, схоластические богословы измыслили синтез разума и богословия. Лютер с сожалением указывал на то, что всё богословие в конце концов опустилось до уровня философии и софистической бессмыслицы. Он был убеждён, что такой союз неуместен, и выражал глубокую озабоченность относительно всяческих попыток повенчать богословие с философией. Он провёл отчётливую демаркационную линию между этими двумя дисциплинами. Он объяснял, что философия имеет дело с материями, подвластными человеческому разуму, богословие же — с реальностью, постигаемой лишь верою.
Ближе к концу 1519 года университет в Ловейне подверг осуждению богословские труды Лютера. Первым выдвинутым против него обвинением было то, что он «беспрецедентно оклеветал философию и учителей последних 4-х столетий». В ответ Лютер указал, что его оппоненты с большей любовью отнеслись к Аристотелю, безбожному язычнику и врагу всякой истины, чем к нему, к которому они, по меньшей мере, должны были отнестись как к брату во Христе, нуждающемуся в их помощи. Лютер был убеждён, однако, что не тронь он их философию, не коснись он этой «язвы», они не осудили бы его книги. Его критика заключалась в том, что они больше заботились о неприкосновенности своей философской позиции, чем о богословии.
Схоластические богословы, под влиянием идей Фомы Аквинского, утверждали, что человека можно подвести к тайнам христианской веры посредством рационального философского метода. То есть они считали, будто христианское богословие можно доказать при помощи рациональных аргументов, и тогда последний шаг — послушание откровению Божию в Писании — будет относительно лёгким.
Лютер был убеждён, что такой путь только увёл бы человека от истины. В проповеди о волхвах он подчеркнул, что они нашли Христа благодаря Писанию, а не своим рассуждениям. «Однако, — писал Лютер, — в университетах этого не видят, и учат, напротив, что разум добр и полезен, и даже необходим для обретения и принятия христианских истин. Достаточно скверно было уже то, что богословы почитали отцов Церкви как источник истины. Теперь же они окончательно потеряли рассудок, “уча, будто рассмотрение природы и языческого искусства также прекрасно способствует познанию истины”. В наказание папистам за то, что они превозносили учения отцов Церкви над чистым Писанием, Бог предал их в руки Аристотеля».
По мнению Лютера, Аристотель был злодеем. Он называл этого греческого философа «проклятым тщеславным подлым язычником», «разрушителем и расточителем Церкви», «зверем язычества», и так далее. Такое отношение сформировалось у него отнюдь не в последний период его реформаторской деятельности. Значительно раньше Лютер понял все недостатки римского католичества, признав, что Аристотель стал одной из причин его упадка. Ещё в 1517 году, более чем за полгода до появления «Девяносто пяти тезисов», Лютер сказал, что если бы Аристотель не имел плоти, то он считал бы его диаволом. Д.К.Ф. Кнаке в редакторском предисловии к тезисам Лютера о схоластическом богословии, указывает на тот факт, что реформатор написал комментарии к началу аристотелевской Физики (документ не сохранился) еще в 1517 году. Кнаке пишет:
«E
Схоластические учителя дошли до того, что стали утверждать, будто никто вообще не может стать богословом до тех пор, пока не изучит в совершенстве Аристотеля. В 43-м и 44-м разделах своих тезисов, написанных специально для разоблачения схоластического богословия, Лютер написал: «Неверно утверждать, будто без Аристотеля никто не может стать богословом... Скорее наоборот, человек должен прежде освободиться от Аристотеля, чтобы стать богословом».
Отвечая на атаки Катеринуса и описывая ситуацию, сложившуюся в европейских университетах, Лютер говорил, что в действительности ректором всех университетов является «не Христос, не Дух Святой, а ангел из преисподней, мертвец, один из тех, кто горит в аду... Определённо, на сей день не Христос, а именно мёртвый Аристотель является учителем во всех наших университетах».
Получилось так, что богословы Церкви Христовой превратились в последователей язычника, забыв о Христе. Более того, они ещё и гордились этим. Лютер говорил: «Если кто-нибудь в те времена цитировал Аристотеля часто, а Христа, Апостолов или пророков — никогда, его считали среди папистов весьма образованным человеком».
Лютер полагал, что Фому Аквинского, наряду с Аристотелем, следует также считать ответственным за плачевное состояние Церкви. Именно Фоме принадлежала идея толкования Писаний по Аристотелю. Именно авторитет Фомы возвысил Аристотеля до такого положения в средневековой Церкви.
В 1521году Джеймс Латомус, профессор Ловейнского университета, опубликовал статью, в которой подверг жёсткой критике богословие Лютера. Он обвинил Лютера в неблагодарности по отношению к Фоме, Александру и другим. На это Лютер ответил, что они заслужили такое отношение. Он писал: «Действительно, я посоветовал молодёжи сторониться философии и схоластического богословия как духовной смерти». В своём ответе Латомусу Лютер выразил сомнение, следует ли вообще считать Фому христианином. По его словам, он скорее поверит в обретение рая Бонавентурой, чем Фомой Аквинским, ибо «Фома — автор множества еретических произведений, он ответственен за авторитет в Церкви Аристотеля, этого разрушителя чистых учений». Высказываясь о нём в другой раз, Лютер сказал, что Фома представляет собой полное ничтожество, и ни в одном из его трудов нет ничего, могущего привести людей к вере во Христа. Большего осуждения со стороны евангельского богослова, пожалуй, невозможно представить.
Такое отношение к Фоме и Аристотелю Лютер унаследовал от своих эрфуртских учителей. Ведущими теологами в тамошнем университете тогда были приверженцы via mode
В свете подобного рода заявлений некоторые пытались отнести Лютера к «модернистам» или «оккамистам». Несомненно, Лютер многим обязан Оккаму. Многие воззрения Лютера об «исключительности Писания и несостоятельности человеческого разума можно найти ещё у Оккама. Однако ни Оккам, ни Эрфуртские богословы не стремились сделать принцип авторитетности Писания центральным в жизни Церкви. Во всех практических вопросах для Оккама и эрфуртских профессоров Церковь так и осталась высшим авторитетом. Лютер ещё раньше отмежевался от «модернистов», о которых отзывался как о приверженцах Аристотеля. В своей проповеди 1518 года о Десяти Заповедях он высказал мнение, что Аристотель был учетверен томистами, последователями Скотта, альбертистами и модернистами.
Враждебность Лютера к Аристотелю была вызвана не столько философскими, сколько теологическими соображениями. Конечно, он не отрицал всего Аристотеля, но восставал против злоупотреблений Аристотелем в схоластическом богословии. Он утверждал, что схоласты не понимают ни строчки из Аристотеля. Ему даже пришлось высказаться критично относительно истолкования греческого философа, сделанного Лирой, хотя Лира был его любимым библейским комментатором.
В Рождественской проповеди 1515 года Лютер сказал:
«Видите как хорошо Аристотель может послужить своей философией богословию, если, конечно, его понимать и применять не так, как ему бы хотелось, а гораздо лучше».
Даже в последние годы жизни Лютер находил немало похвального у Аристотеля. Вместе с тем он был непримирим в отношении схоластов, считавших, будто учение Христа и Павла полностью согласуется со взглядами Аристотеля. Он утверждал, что подобное мнение могло возникнуть только в результате полного непонимания учений Аристотеля и Христа.
Высказываясь против Аристотеля, Фомы и схоластической теологии в целом, Лютер, вместе с тем, не восставал против разума как такового, он лишь отстаивал своё глубокое убеждение, что человеческий разум не способен ни выявлять, ни адекватно оценивать религиозную истину. Разум употребим в области естественных наук, он даже может быть полезен в богословии, но абсолютно не применим «к вопросам о происхождении мира, — откуда он появился и каков его конец, имеет ли он начало или был всегда, есть ли высшее существо, повелевающее всем творением».
Схоласты полагали, что все это в компетенции разума.
Читая Лютера, следует помнить, что схоласты непомерно превозносили разум. Иначе столь резкие высказывания Лютера могут быть восприняты превратно. Именно таково заблуждение современных нео-ортодоксальных богословов. В отличие от них, Лютер никогда не сомневался, что истины того или иного откровения можно изложить в форме теоремы. Он никогда не подвергал сомнению тот факт, что разум способен к смыслоразличению. Именно в этом вопросе нео-ортодоксы превратно истолковали Лютера. Критикуя разум, Лютер стремился отстоять исключительность авторитета Писания во всех вопросах веры. Нео-ортодоксы же сделали «веру» мерилом Писания на том основании, что человеческий язык слишком ограничен, слишком узок для адекватного выражения великих истин Слова Божия. Вы нигде у Лютера не найдете такого антирационализма. Его врагом был схоластицизм, отрицавший, что Писание само в состоянии отразить нападки всех своих противников, — схоластицизм, объявивший разум путеводителем к истине и защитником откровений Божиих. Лютер считал его фатальным заблуждением.
Теперь мы имеем дело с совершенно иной проблемой. Некоторые приверженцы нео-ортодоксального богословия дошли до того, что заявляют, будто естественнонаучный путь познания Бога невозможен вообще, как невозможен и любой поиск откровений Божиих в природе. И это несмотря на утверждения Павла о том, что люди всё же имеют такое познание и потому лишены всякого оправдания перед Богом за свои злодеяния. Но ещё более серьёзной угрозой для практического христианства является нео-ортодоксальная аксиома, утверждающая, будто человеческий язык столь ограничен и узок, что не может адекватно отражать Божии откровения. В нео-ортодоксальных кругах распространилось мнение, высказываемое с видом особого благочестия, — будто истины Слова Божия столь непостижимы и высоки, что они не умещаются в рамках человеческих формулировок, даже если это слова Писания. Потому нео-ортодоксальное богословие и называют «бунтом против разума».
Кроме того, среди нео-ортодоксов стало модно ложное противопоставление Христа (как Слова Божия) и Писания. Нео-ортодоксы, как правило, сокрушаются по поводу того, что они называют тенденцией к отходу от простой веры в благодать Божию во Христе ради соответствия своду отдельных, не связанных между собой утверждений из Писания.
На первый взгляд, такая формулировка может показаться созвучной позиции ортодоксальных лютеран. Каждый достойный лютеранин желает, чтобы вера была и оставалась простым упованием на Божию благодать во Христе. И, конечно же, всегда можно привести достаточное количество изолированных библейских фрагментов, которые ни один лютеранин не назвал бы христианской верой. Например:
1. «Нет Бога» (Пс. 13:1, утверждение «безумца»).
2. «Пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдёте ослицу привязанную и молодого осла с нею» (Матф. 21:2).
3. «Ниневия же был город великий у Бога» (Иона 3:3).
4. «И выдвинулись шесты так, что головки шестов видны были из святилища пред давиром» (3 Цар. 8:8).
Однако также очевидно, что существуют изолированные, отдельно взятые фрагменты Библии, которые невозможно отвергнуть без того, чтобы вместе с ними не отвергнуть христианскую веру. Вместе с тем, многие нео-ортодоксальные богословы заявляют, будто они полностью уповают на благодать Божию, допуская при этом, что Тело Христово могло и не воскреснуть на третий день. Они полагают, будто свидетельства о воскресении в Писании чрезвычайно непоследовательны, и потому невозможно установить точной картины. Здесь они даже критикуют Павла, упрекая его в том, что в 1 Кор. 15 он пытается обосновать истинность воскресения при помощи «рационального доказательства», то есть ссылаясь на очевидцев. Однако Павел в той же самой главе совершенно ясно говорит, что христианская вера, как упование на благодать Божию, не может существовать без веры в телесное воскресение Христа.
Нео-ортодоксальное богословие, «бунтуя против разума», неоправданно отделяет христианскую веру от записанного Слова Божия, — так же, как оно отделяет от Писания самого Христа. Поступая так, оно, тем не менее, заявляет о своей приверженности принципам Реформации.
Несомненно, ортодоксальные лютеране, сам Лютер и Вероисповедания Лютеранской церкви всегда стояли на том, что истинная вера во Христа означает в сущности именно упование на Спасителя, а не простое признание исторических сообщений об Его жизни. Однако это отличается от того, что говорят неоортодоксы об истинной вере, которая якобы должна быть упованием на Христа, противоречащим неким утверждениям из Библии. Такое противопоставление ложно. Истинные лютеране никогда не говорили, что возможно, отрицая все утверждения Библии, сохранить веру во Христа. С другой стороны, они всегда настаивали, что вера во Христа является согласием с библейскими истинами, или, перефразируя Лютера, «вера в слова и обетования Божии». Говоря о словах и обетованиях Божиих, Лютер, несомненно, указывал на утверждения из Библии.
В этой связи нам необходимо помнить, о чем сказано в лютеранских Вероисповеданиях, а именно — что там, где нет обетования, не может быть веры. Оправдывающая вера — есть вера в обетования Божии. И мы можем демонстрировать эти обетования как собрание самостоятельных, изолированных утверждений, извлеченных из Библии. Искреннее принятие этих истин означает простое упование на благодать Божию во Христе. Веровать во Христа — значит уповать на то, что о Нём сказано в Библии. В таком случае, истинная вера — есть не что иное, как принятие сказанного в Писании.
Каждый лютеранин, ставящий свою подпись под лютеровским «Кратким катехизисом», как под верным истолкованием Евангелия, таким образом исповедует, что всякий верующий в слова: «за вас предаваемое» и «за вас изливаемая во оставление грехов» — имеет то, о чём эти слова говорят. Упование на Христа и упование на Слово — в сущности одно и то же. Вся лютеранская доктрина о средствах благодати покоится именно на этой простой посылке.
Нео-ортодоксальное разделение между верой во Христа и верой в отдельные утверждения, или «верой в книгу», является надуманным и противоречит здравому смыслу. Отрицая «логически выраженное откровение», объявляя Библию только «летописью» или «свидетельством» откровений, нео-ортодоксальные богословы лишают веру её интеллектуального содержания. Они превращают её в нечто, лишь немногим большее, чем эмоциональная реакция на «Божественное самооткровение», происходящее независимо от Слова Божия, хотя иногда и связанное с ним.
Эмиль Бpyннер, к примеру, утверждает, что «вера — это когда тебя захватывает Слово Божие [под этим не подразумевается Писание], это значит, что человек смиряет всё своё существо, своё сердце пред Тем, Кому он принадлежит, ибо Он создал его для Себя... Однако это означает не интеллектуальное осмысление, но личную встречу» [курсив добавлен автором].
Мы должны всегда быть готовы возразить ложному противопоставлению, выдвинутому здесь Бpyннером. Производя такое разделение между «интеллектуальным осмыслением» и «личной встречей» (некоторые называют это «полным посвящением»), нео-ортодоксия выдаёт свои кальвинистические и цвинглианские корни.
В «Формуле Согласия» сказано, что уверенность в спасении должна быть основана на факте дарования всем Божией благодати и евангельского обетования, и на том, что это обетование дано Богом, искренне желающим нашего спасения. Поскольку кальвинисты отрицают универсальность евангельского обетования, последовательный кальвинист не может обрести уверенности в этом обетовании. Вместо этого он взирает на опыт своего обращения, или, говоря нео-ортодоксальным языком, на его «личную встречу» с Богом, говорящим непосредственно его сердцу.
Лютер, напротив, всегда превозносил Слово. Святой Дух, согласно Лютеру, не желает общаться с нами иначе, как посредством написанного Слова Божия и Таинств. Способности человеческого разума, в таком случае, необходимы, чтобы воспринять и понять то, что провозглашается в Слове. Лютер действительно во всём выказывал недоверие к разуму и рассматривал его как великого противника веры. Но вместе с тем, он никогда не принижал роль интеллектуального понимания Евангелия, являющегося функцией разума. Признавая, что вера — есть сердечное упование, Лютер все же говорил, что «вера присутствует в разуме».
При том что действительно великого реформатора можно отнести к антирационалистам, его антирационализм все же не имеет ничего общего с нео-ортодоксальным бунтом против разума и соответствующими направлениями антирационализма. В последующих главах мы покажем это на примере трудов и высказываний самого Лютера.
Приобрести эту книгу в печатном формате можно в нашем магазине "Книга - почтой". В настоящее время разрабатывается электронная версия книги. Кроме того, это произведжение будет в ближайшее время включено в формате PDF на один из CD-дисков, распространяемых с наших порталов.
Home
Книги
Блог
Лютеранское наследие
Немудрое Божие