От создания мира (Дж.У.Клоц).
 |
Теория эволюции является предметом особого интереса и острых дискуссий как среди ученых, так и среди широкой общественности. Вокруг нее ведется непрекращающийся спор между креационистами и эволюционистами. Почему же полемика между креационистами и эволюционистами столь эмоциональна? Разве не бессильна вера против фактов? Отнюдь, ибо гораздо больше придется принять на веру, если согласиться с теорией эволюции. Поскольку наука оперирует только с тем, что можно наблюдать и измерять, она не рассматривает сверхъестественных факторов, которые многими считаются частью реальности. Кроме того, она базируется на ряде допущений и делает серию предположений, многие из которых согласуются с Писанием и являются частью нашего христианского наследия. Однако допущения и предположения — это такие же элементы веры, как и принятие рассказа о библейском сотворении мира. Данная книга является попыткой понять природу науки и объяснить некоторые противоречия, возникшие между научным и евангелическим сообществами. Очень подробно обсуждается теория эволюции. Предлагаются свидетельства в пользу того, что значительные изменения действительно происходят в живых существах, а также ряд данных, трудносопоставимых с идеей тех огромных изменений, на которых настаивает теория эволюции. Издание адресовано ученым, богословам, а также широкому кругу читателей, интересующихся вопросами взаимоотношения религии и науки. ISBN 1-890863-73-4 (Фонд "Лютеранское наследие", 1998 г., 254 с. Твердый переплет). |
Здесь мы предлагаем познакомиться с небольшим отрывком и структурой данной книги:
Глава 2. Наука и религия
Традиционно религия — теология и церковь — представлялась как яростная противница науки и научного прогресса. И сегодня большинство людей полагает, что противостояние креационизма и эволюционизма — это борьба между религией, придерживающейся консервативных взглядов, и наукой, пытающейся продвинуть человечество вперед. Церковь обычно изображается как противница научного прогресса.
Во многом такое представление, в действительности являющееся карикатурным, обязано книге Эндрю Уайта “История войны между наукой и христианской теологией”. Она была опубликована в 1896 году и имела целью показать непрерывную борьбу, имеющую место между Христианством и наукой — и, соответственно, между всякой религией и наукой. Уайт, организатор и первый президент Корнельского университета, написал эту книгу, будучи уязвлен в самое больное место. Он мечтал организовать учебное заведение. Не существовало никаких особых препятствий для этого, однако у него была одна воистину радикальная идея — отменить в университете обязательные богослужения. В этом вопросе он шел против требований того времени. Тогда было принято обязательное для студентов колледжей посещение богослужений, и его предложение выглядело как антицерковное и антирелигиозное. Уайт обратился за финансовой помощью к правительству штата Нью-Йорк, но многие церковные деятели воспротивились его намерению прежде всего из-за того, что он пытался отменить богослужения.
Уайт все-таки организовал университет, но его возмущение сопротивлением священников не знало границ. Он написал свою книгу в отместку, будучи убежден, что вера всегда противостоит науке и ее устремлениям. Зная происхождение этой книги, едва ли можно ожидать от нее беспристрастности, — и она определенно не такова. К сожалению, большинство дискуссий об отношении науки и церкви и теологии основаны на книге Уайта. К сожалению, подобная необъективность имеет место по сей день. Например, Мур пишет: “Спор между учеными и креационистами является спором между теми, чья фундаментальная цель — познание природы, и теми, чья цель — контроль над умами” [1]. Левонтин называет креационистов “незнайками” [2]. Это все те же уайтовские “Белые шляпы против черных”, карикатурно изображающие сегодняшний день.
Большинство людей называют три классических примера столкновения между наукой и церковью. Первый — это мнимое противоречие между Коперником и церковью по поводу природы Солнечной системы, за которым, спустя столетие, последовала история Галилея. В XIX веке Дарвин и Хаксли выступили против церкви в вопросе об эволюции, а в 1925 году Соединенные Штаты были вовлечены в спор из-за закона Батлера и “Обезьяньего процесса” в Дэйтоне, штат Теннесси.
Научные революции
Все три эпизода повлекли за собой серьезные изменения в научном мышлении. Большинство современных историков науки придерживается мнения, что наука развивается посредством процессов, которые Томас Кун называет “научными революциями”. Он изложил свои идеи в 172-страничной книге под названием “Структура научных революций” [3].
Кун полагает, что научный процесс не является постепенным приобретением знаний, как это изображается в учебниках. Скорее, он подобен серии “спокойных интерлюдий, внезапно прерываемых неистовыми интеллектуальными революциями”. Во время интерлюдий ученые руководствуются набором концептуальных схем — теорий и гипотез, которые Кун называет “парадигмой”. Природа, полагает Кун, слишком сложна, чтобы ее исследовать наугад. Парадигма — это исследовательский план и указывающий проблемы, которые предстоит решать, и гарантирующий их решаемость.
Однако этот период затишья длится недолго. Раньше или позже ученые предпринимают попытку расширить парадигму и обнаруживают, что существуют задачи принципиально не разрешимые. Эти проблемы могли быть заложены в парадигму с самого начала, но на ранней стадии развития и исследования парадигмы они могут не замечаться. Со временем эти противоречия проявляются все отчетливей, и наконец наступает момент, когда их уже более нельзя игнорировать. Сначала предпринимаются попытки пересмотра результатов наблюдений и экспериментов. Проделываются самые разнообразные интеллектуальные упражнения, когда ученые пытаются “спасти теорию”. Новая парадигма предлагается обычно людьми молодыми или же новичками в той области, парадигму которой они пытаются менять. Защитники старой парадигмы латают ее различными способами, и начинается война между приверженцами разных парадигм за привлечение научного сообщества на свою сторону.
Карикатурно выглядит стремление изобразить ученых непредубежденными людьми, желающими исследовать все данные и взвесить все “p
Лауреат Нобелевской премии 1983 года по физиологии и медицине, 81-летняя Барбара Мак-Клинток, как раз является тому примером. Она получила премию за открытие, сделанное тридцатью годами раньше, но “мало, кто хотел слушать то, что она должна была сказать”. Доктор Мак-Клинток “имела смелость настаивать на своей правоте”. В результате, “через 30 лет после ее блестящего открытия все узнали, что она была права” [4].
Кун полагает, что иррациональные факторы играют существенную роль в смене парадигмы. Он утверждает, что логики и эксперимента недостаточно. Отвержение одной парадигмы в пользу другой — “это превращение, которое нельзя навязать”. Основаниями для “обращения” могут быть в том числе доводы, “апеллирующие к чувству уместности и эстетическим ощущениям конкретного человека”, а также вера в то, что новая парадигма окажется более способной устранить аномалии, вызвавшие кризис.
Почему же проблема не может быть решена посредством логики и эксперимента? Поборники конкурирующих парадигм говорят на “разных языках”; они обречены на взаимное непонимание, потому что ссылаются на разные факты и доводы. Они смотрят на данные с разных точек зрения.
Кун утверждает, что новую парадигму нельзя построить на предыдущей; новая парадигма может только вытеснить старую. Он также полагает, что наука — не кумулятивный процесс, как это часто изображается в учебниках, а последовательность революций, в каждой из которых один концептуальный взгляд на мир заменяется другим.
Кун не утверждает, что новые парадигмы обязательно представляют научный прогресс в смысле лучшего понимания мира. Он настаивает, что идея прогресса в науке может быть лишь относительно верной. Новые парадигмы могут быть признаны лишь как более разработанные, чем те, на место которых они пришли. Он не склонен думать, будто парадигмы все более и более приближают ученых к истине.
Он убежден, что учебники представляют в абсолютно ложном свете науку и научный прогресс. В педагогических интересах история науки преподносится в несколько упрощенном виде, чтобы студент не усваивал всех “ложных” идей прошлого. В результате, однако, создается фальшивая легенда о постоянном прогрессе и непрерывном накоплении знаний.
Настоящим диссидентом по отношению к науке и научному прогрессу является Пол Фейерабенд из Калифорнийского университета в Беркли. Он полагает, что ученые-практики ломают все принципы рационализма и руководствуются лозунгом “все дозволено”. Как и Кун, он выступает против логического позитивизма, предполагающего, что когда отвергаются старые теории, то новые предлагаются и принимаются благодаря тому, что они способны лучше объяснять наблюдаемые явления. Логический позитивизм утверждает, что наука стремительно марширует к истине. В то время как Кун лишь акцентирует внимание на важности иррациональных факторов, Фейерабенд идет дальше. Он доказывает, что “нормальная наука” — это сказка, что принятие научных решений является политическим и пропагандистским делом, в котором престиж, власть, возраст и искусство полемики определяют исход постоянной борьбы между конкурирующими теориями и теоретиками. Так происходит, уверяет он, потому, что ни одна теория, как бы хороша она ни была, не приводит в согласие все факты в своей области. По этой причине факты, противоречащие теории, должны либо игнорироваться, “обезвреживаться” посредством интеллектуальной эквилибристики, либо посредством риторики незаметно выводиться из поля зрения. Он полагает, что всякое научное творчество — это революция, в которой стандартные правила рационалистов и их так называемая “нормальная наука” неприменимы. Он верит, что если принимать всерьез фальсификационную теорию науки Карла Поппера — согласно которой ни одну теорию нельзя подтвердить, можно лишь опровергнуть, а после опровержения от нее следует отказаться, — то от всех теорий следует отказаться, поскольку всегда найдутся важные факты, не согласующиеся с той или иной теорией. Поскольку все научные методы имеют свои ограничения, то, полагает Фейерабенд, искусство убеждения является решающим фактором, определяющим, какая теория возобладает [5].
Мнение Поппера о научном теоретизировании, на которое ссылается Фейерабенд, заслуживает рассмотрения в связи с теорией эволюции. Поппер полагает, что исследователи должны проверять гипотезы, не подбирая совместимые с ними данные, а изучая альтернативные объяснения, предложенные другими в рамках этой гипотезы. Он настаивает на построении “нулевых моделей” — выявлении полностью не согласующихся с гипотезой наблюдений и опытов и проверкой свидетельств в их пользу. Если таковые удается найти, гипотеза должна быть отвергнута. Многие философы науки считают, что объяснение должно быть фальсифицируемо (принципиально опровержимо), чтобы называться научной теорией. Если же оно не может быть опровергнуто, то оно не научно. На этом основании, например, Типлер высказывает скепсис относительно поиска внеземной жизни. Он говорит: “Если научность теории характеризуется ее опровергаемостью, то предлагаемый радиопоиск (внеземной жизни) вовсе не является научным экспериментом, потому что он не может опровергнуть проверяемую гипотезу” [6].
Таким образом, исключения не доказывают правил; они разрушают их. Не так давно в астрономии огромный интерес возник к появлению сверхсветового движения, наблюдавшегося в некоторых квазарах и галактиках. Изучение квазара 3С 279 в созвездии Девы привело к предположению, что части этого квазара разбегаются приблизительно с десятикратным превышением скорости света. По общему мнению, столь быстрое движение невозможно. Теория относительности базируется на утверждении, что ничто не может двигаться быстрее скорости света. Некоторые думают, что эта видимая скорость разбегания — иллюзия. Другие, однако, настаивают, что наблюдаемое соответствует реальности. В любом случае, все согласны с тем, что либо должно быть выдвинуто какое-то объяснение, либо придется переписывать законы физики.
Одна из версий такова — объекты, проявляющие сверхсветовое распространение, находятся в действительности значительно ближе к Земле, чем это предполагается данными астрономических наблюдений. Если бы объекты, проявляющие сверхсветовую скорость, находились, скажем, только в 20 раз ближе, чем они кажутся, то скорость, с которой их части разбегаются, была бы в 20 раз меньше расчетной. Однако это породило бы новые проблемы. Это означало бы, что всеобщая единица (показатель), применяемая для измерения астрономических расстояний, — константа (Хаббла), определяемая на основе красного смещения, — не годится для некоторых квазаров и галактик. Другие объясняют это очевидное противоречие на основе того, что называется “релятивистским пушечным ядром”, но это предположение также встречает ряд затруднений. В любом случае необходимо выработать какое-то объяснение, находящееся в рамках ныне принятых теорий, иначе сами эти теории придется пересмотреть [7].
Как уже было сказано, не доказательства, а убеждения являются основной темой дискуссии вокруг теории эволюции. И догматы религии, и широко принятые научные теории, по общему мнению, являются убеждениями. Однако утверждают, что научные убеждения требуют определенных подтверждений, прежде чем их объявят убедительными, в то время как религиозных убеждений часто придерживаются без всяких серьезных доказательств. Ведь это одна из характеристик понятия “вера”. В науке мы должны придерживаться такого определения, иначе нам останется в своем выборе идей руководствоваться лишь эмоциями.
Интересно отметить, что, по мнению Фейерабенда, сегодня мы избираем наши теории лишь исходя из их эмоциональной привлекательности, а не из того, что они имеют обоснованное доказательство. Все рассмотренные им теории определенно не соответствовали критерию “достоверно обоснованного доказательства”. Большинство ученых-креационистов, вероятно, руководствуются — кто в меньшей, кто в большей степени — своими религиозными убеждениями (Евр. 11:3). Ученый-креационист, тем не менее, пытается представить обоснованные аргументы в пользу своих убеждений, даже если он действительно придерживается их по религиозным соображениям. В связи с этим возникает один вопрос относительно теории эволюции — может ли она учесть доказательства, направленные против нее, то есть свидетельства, которые не подтверждают теорию постепенных изменений, а скорее обосновывают идею внезапного возникновения широкого разнообразия живых форм.
В качестве аргумента выдвигалась мысль, что ценность науки заключается в ее способности заглядывать как в будущее, так и в прошлое. Рауп цитирует высказывание Рут-Бернштейна: “Эволюция видит в прошлом определенные неизменные тенденции к постепенному изменению, а это вполне можно опровергнуть”. Рауп продолжает: “Это просто не так. Во всех исследованиях ископаемых останков мы сталкиваемся с многочисленными последствиями изменений… Дарвинистская интерпретация часто может быть сделана только тогда, когда воочию увидишь эти последствия. Однако в подобных случаях способность теории заглянуть в будущее (или в прошлое) равна нулю”. Он добавляет: “Но смехотворность ситуации в споре эволюционистов с креационистами заключается в частности в том, что креационисты приняли ошибочное мнение, будто результаты исследования окаменелостей свидетельствуют о постепенности и равномерности развития, и зашли слишком далеко, включив этот ‘факт’ в свою геологию потопа” [8].
Коперниковская революция
Давайте рассмотрим ряд научно-религиозных конфликтов. Первый из них имел место в астрономии. Древние греки достигли значительного прогресса в этой науке. Их наблюдения легли в основу не только теории Птолемея, но и Коперника. Коперник пользовался тем же фактическим материалом, что и приверженцы птолемеевской теории. Гиппарх, живший около 200 года до Р. Х., создал каталог звезд, который послужил основой для многих последующих теорий. Он осмысливал свои наблюдения в свете идеи Платона о правильных круговых орбитах и равномерной скорости движения планет. Он не смог допустить мысли об эллиптических орбитах планет или о различных скоростях их движения по орбитам. Чтобы сохранить концепции правильного кругового движения и единой скорости, он разработал идею эпициклов, ставшую важной частью птолемеевской теории и приспособленную также Коперником к своей теории.
Интересно отметить, что Эрастосфен из Александрии, живший с 276 по 195 годы до Р. Х., очень близко подошел к оценке окружности Земли. Он определил ее в 24 662 мили — эта цифра неточна лишь на
Эта цифра позже обсуждалась учеными, которые полагали, что окружность Земли в половину меньше эрастосфеновой оценки. К счастью или к сожалению, Колумб придерживался взглядов ученых своего времени и рассчитал, что расстояние до Индии всего около
Оценивая коперниковскую теорию, мы должны знать, что схожая теория была предложена Аристархом из Самоса в 281 году до Р. Х. Он предложил гелиоцентрическую систему и предположил, что расстояние от Земли до Солнца в 18—20 раз больше расстояния от Земли до Луны. Еще находясь под влиянием Платоновой идеи правильного кругового движения, он считал, что звезды и Солнце неподвижны, а Земля движется вокруг Солнца по кругу.
И только 450 лет спустя Птолемей, живший с 100 по 170 годы после Р. Х., предложил свою геоцентрическую теорию. Земля, по его мнению, является шаром, находящимся в центре Вселенной. Солнце и Луна движутся по эксцентрическим орбитам вокруг Земли. Все перемещения на любых орбитах равномерны. Он считал, что Луна — ближайшее к Земле небесное тело, за ней следуют Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн, неподвижные звезды и “p
Интересно отметить, что наши планетарии, показывающие небо и демонстрирующие движение небесных тел, построены по принципу эпициклов. Они проецируют изображения звезд на основе птолемеевской, а не коперниковской системы.
Николай Коперник (1473—1543)
Коперник родился в Польше; сын богатого купца, он осиротел в раннем возрасте. Его дядя Лукаш, епископ Вармийской епархии, усыновил его и устроил в Краковский университет. Он хотел закрепить за ним епископство во Фромборке, но это ему не удалось. Коперник учился в университетах Болоньи и Падуи, где изучил курс канонического права. Однако он стал доктором канонического права в Феррарском университете, — по-видимому, из финансовых соображений. В 1501 году он стал каноником Фромборкского Кафедрального собора. Вскоре после вступления в должность он получил разрешение завершить обучение в Италии. Получив ученую степень по каноническому праву, он возобновил раннее увлечение медициной и в конце концов в 1512 году приступил к исполнению обязанностей каноника во Фромборке. Коперник не был священником; он получал жалованье каноника, чего ему вполне хватало.
Коперник взглянул на факты астрономии с иной точки зрения, нежели большинство его современников. Данные наблюдений, которые он имел, были идентичны тем, которыми располагали приверженцы и защитники птолемеевской теории. То есть, по мнению Куна, он иллюстрирует концепцию научной революции с новой парадигмой. Он переписывался с рядом видных ученых своего времени и обсуждал свои идеи с приезжими астрономами и со студентами.
Он отдавал предпочтение гелиоцентрической теории по причине ее простоты. Он полагал, что легче вычислять наблюдаемое положение планет на орбитах исходя из того, что Солнечная система гелиоцентрична, а не геоцентрична. Его система все еще содержала 34 эпицикла, он так и не избавился от них.
Весть о новом подходе в астрономии достигла Германии и университета в Виттенберге. Один из его преподавателей, Георг Ретик, проявил интерес к этой теории. Он работал в Виттенберге по протекции Меланхтона с 1537 года. Испросив разрешения, он в 1539 году посетил Коперника во Фромборке. Никто не препятствовал его поездке к Копернику, чьи взгляды были хорошо известны. Даже его должность в Виттенберге осталась за ним. В 1540 году он опубликовал взгляды Коперника, что стало первым кратким печатным изложением гелиоцентрической теории. Его книга была известна под названием Na
В 1541 году Ретик вернулся в Виттенберг, возобновил свою преподавательскую деятельность и получил место декана факультета искусств, хотя его приверженность теории Коперника была общеизвестна. В конце того же года он уже был членом профессората Лейпцигского университета. Неизвестно, почему он покинул Виттенберг, но следует отметить, что университет в Лейпциге также являлся лютеранским университетом. Известно также, что Ретик провел некоторое время в Нюрнберге, наблюдая за изданием работ Коперника, публиковавшихся в этом лютеранском городе лютеранским теологом Осиандером. В Нюрнберг он привез рекомендательные письма от Меланхтона. В то время как сама книга Коперника печаталась в Нюрнберге, краткое изложение его взглядов под редакцией Ретика было опубликовано в Виттенберге Гансом Люффтом, издателем лютеровского перевода Библии [9].
Книга Коперника называлась “De
Интересно отметить, что предисловие к “De
Другим сторонником Коперника в Виттенберге был Эразм Рейнхольд [10]. Уайт пишет о противодействии его преподавательской деятельности в Виттенберге, однако тому нет никаких подтверждений. Рейнхольд покинул Виттенберг в 1546 году в связи с началом Шмалькальденской войны. В начале 1547-го он вернулся вместе с Меланхтоном и летом того же года стал деканом факультета искусств. С 1549-го по 1550-й он был ректором этого университета. Он покинул Виттенберг в 1553 году из-за чумы и вернулся в свой родной город, Заальфельд, где вскоре и умер. Будучи членом виттенбергского профессората, он в 1551 году опубликовал свою Tabulae P
Лютера часто цитируют в качестве критика теории Коперника. Эту приписываемую ему критику обнаруживают в “Застольных беседах”, наименее авторизованном из его трудов. “Застольные беседы” состоят из его разговоров, записанных впоследствии теми, кто их слышал. Лютер здесь явно говорит без подготовки. Более того, вполне возможно, что его цитируют не совсем точно. Судите сами, отдельная часть “Застольных бесед” была впервые опубликована Аурифейбером в 1566 году, спустя некоторое время после 1533 года, когда Лютер, как там сказано, назвал Коперника дураком. Однако слово “дурак” отсутствует в Веймарском, наиболее авторитетном издании трудов Лютера.
Сам Лютер высоко ценил науку. В “Застольных беседах” он тщательно отделяет астрономию от астрологии. Последнюю он характеризует как псевдонауку, не имеющую ценности. В своих научных суждениях Лютер зависел от ученых своего времени. Подавляющее их большинство принимало теорию Птолемея, и Лютер был склонен считаться с их научными суждениями.
Жана Кальвина тоже критикуют за поддержку теории Птолемея. В своем комментарии к 18 и 92 Псалмам он предполагает ее правильность. Уайт приводит его цитату, в которой упоминается имя Коперника, однако Дилленбергер сообщает, что не сумел найти этого фрагмента в трудах Кальвина и “сомневается, существует ли он” [11].
Тихо Браге
Тихо Браге (1546—1601) разработал звездный каталог в дополнение к гиппарховскому. Браге работал еще без телескопа — это еще было делом будущего. Браге был лютеранином, отвергавшим и птолемеевскую, и коперниковскую теории. Он пытался отыскать компромисс и предполагал, что планеты вращаются вокруг Солнца, а Солнце, Луна и неподвижные звезды вращаются вокруг Земли. Его теория, известная как тихонианская, до сих пор имеет своих приверженцев.
Кеплер
Кеплер, живший с 1571 по 1630 годы, вывел три закона движения планет, подтвердившие теорию Коперника. Он был помощником Тихо Браге. Его подход к астрономии был в высшей степени мистическим. Как и Браге, Кеплер был лютеранином, хотя и не признавал Книги Согласия и по этой причине оставил университет в Тюбингене.
Галилей
Реальное противостояние возникло в отношении работ Галилея (1564—1642). Именно борьба с Галилеем привела к помещению в 1616 году “до должного исправления” книги Коперника в “Индекс запрещенных книг”. Инквизиция даже подробно изложила суть исправлений, которых она ожидала. Всего лишь несколько (около дюжины) космологических фрагментов, слишком похожих на законы и описания, следовало изменить так, чтобы они звучали гипотетически [12].
Галилей был одним из самых блестящих людей, когда-либо живших на земле. Он изучал медицину в Пизе, но бросил тамошний университет и перебрался в университет Падуи. Галилей был первым, кто широко использовал телескоп, который был изобретен в 1608 году датским оптиком Хансом Липперхеем. Галилей применил телескоп для описания лунных гор и долин. Он также открыл фазы Венеры и, приспособив телескоп для изучения Солнца, обнаружил на нем темные пятна. Он заметил, что они перемещаются, и поэтому предположил, что Солнце не неизменно. Галилей также открыл четыре спутника Юпитера и ряд до той поры неизвестных звезд Млечного Пути.
В 1610 году он опубликовал свою книгу “Звездный вестник”. В ней он провел четкое различие между звездами и планетами. Его идеи были признаны еретическими, и он был принужден к публичному покаянию в 1616 году.
Галилей впервые подвергся нападкам из-за его письма 1613 года к аббату Кастелли, где он выступил против Козимо Боскалья, утверждавшего, что любая идея о движении Земли противоречит Писаниям.
Галилей изложил свои взгляды также в письме к великой княгине Лотарингской. Тем временем доминиканский монах Каччини проводил богослужение “Стой, Солнце”, а другой доминиканец в 1615 году послал копию письма к Кастелли одному из управляющих Инквизиции в Рим.
Конгрегация “Святой палаты”, т. е. инквизиции, постановила, что мнение, согласно которому неподвижное Солнце находится в центре Солнечной системы, а Земля движется и не расположена в центре Солнечной системы, должно быть осуждено. Они рассудили, что новая астрономия противоречит Писанию. Постановление не касалось напрямую Галилея, однако кардинал Беллармине увещевал его не придерживаться системы Коперника и не защищать ее. Галилей хранил молчание до тех пор, пока его давний друг кардинал Барберини не был избран римским папой под именем Урбана VIII. В 1624 году Галилей посетил его в Риме, где его благосклонно приняли и предложили ему продолжить исследования и публикации, с тем лишь условием, что Галилей должен подчеркивать гипотетическую природу своих идей.
Настоящий конфликт между Галилеем и церковью возник с публикацией в 1632 году его “Диалога о двух главнейших системах мира”. “Диалог” был написан в форме дискуссии между сторонником системы Коперника и сторонником системы Птолемея. Третьим персонажем был некий посредник Сагредо — интеллигентный философ-любитель, выступающий в роли “второй скрипки”. Сальвиати, защищающий взгляды Коперника, изображал Галилея. Защитник же птолемеевой теории был назван Симплицио и выведен добродушным простаком. В конце диалога Симплицио цитирует изречение папы Урбана о том, что всемогущий Бог мог бы сделать Вселенную тайной даже для разумных людей. Именно это оказалось неприемлемым, ибо Галилей тем самым показал язык римскому папе, хотя и считал его своим хорошим другом.
Результатом второго конфликта Галилея с церковью явилось окончательное его осуждение папой Урбаном. Галилей предстал перед судом Инквизиции, которая потребовала еще одного публичного отречения. На основании серьезных подозрений в ереси от него потребовали, чтобы он публично отказался от своих научных взглядов в доминиканском монастыре Мария-Сопра-Минерва 22 июня 1633 года, и приговорили к пожизненному заключению. Его книга была запрещена, а ему самому не позволялось работать над какими-либо вопросами, касающимися неподвижности Солнца и подвижности Земли. Он был помещен под домашний арест в маленьком, принадлежавшем ему поместье в Арчетри. Обычно Инквизиция применяла куда более жесткие наказания.
Галилей был жертвой махинаций пестрой коалиции ревнивых иезуитов и деспотичных доминиканцев, но сам он вовсе не был безгрешен. Он отвечал уклончиво и не внял советам Беллармине. Галилей был по натуре талантливым и остроумным полемистом.
Надо отметить, что, когда Галилей умирал, римский папа Урбан послал ему особое благословение. Его похоронили на освященном участке в церкви Санта-Кроче во Флоренции — такой чести церковь удостаивала только преданных католиков. Сантильяна говорит: “Давно известно, что большинство церковных интеллектуалов были на стороне Галилея, в то время как самым откровенным противодействием он обязан светским идеям” [13].
Галилея обычно превозносят, как ученого-мученика, чьи исследования были осуждены церковью и прекращены в результате угроз со стороны церковных властей. Несомненно, случай с Галилеем послужил настоящим источником напряженности в противостоянии церкви и научного сообщества. Однако весьма любопытно, что некоторые наиболее проницательные ученые считают все это противостояние лишь бурей в стакане воды. Фред Хойл, известный британский астроном, пишет: “Сегодня мы не можем сказать, что Коперникова теория во всех отношениях ‘верна’, а Птолемеева — нет” [14]. Движение относительно, и, очевидно, все небесные тела движутся в пространстве.
Ньютон
Итак, самое первое противостояние науки и церкви возникло вокруг природы Солнечной системы. Второй конфликт, получивший меньшую огласку и предшествующий спору по поводу сотворения, касался закона сохранения. В действительности он дал огромный толчок развитию как научной, так и церковной мысли.
Подобно Галилею, Ньютон был одним из наиболее замечательных людей в истории человечества. Некоторые считают его гениальнейшим из ученых, когда-либо живших вплоть до наших дней. Ньютон родился недоношенным и после смерти отца. Он всегда отличался слабым здоровьем. Когда умер его отчим, мать решила сделать из него фермера. Учась в школе, Ньютон интересовался механическими игрушками. Потом он учился на англиканского священника, а в Кембридже его учителем был Айзек Барроу. Барроу был опытным преподавателем и рекомендовал, чтобы Ньютон стал его преемником. Ньютон был современником Роберта Бойля и первого королевского астронома Фламстеда.
Вспышка бубонной чумы заставила Ньютона уехать [на родину] в Вулсторп, где он проводил много времени в размышлениях. Первая статья, представленная им в Королевское Общество, была посвящена свету и оптике. Гук заявил, что идеи, изложенные в статье, на самом деле принадлежат ему и были украдены. Это стало причиной вражды между ними на всю жизнь.
Ньютон активно участвовал в политической жизни своего времени. В 1696 году он был назначен смотрителем Монетного двора, а в 1699-м — его директором. Его главная работа “Принципы” вышла в свет в 1687 году. Она была написана на латыни и представляла три ньютоновских закона движения. В 1703 году Ньютон стал президентом Королевского Общества и одним из первооткрывателей дифференциального исчисления.
Ньютон был очень набожным человеком. Он верил в абсолютное время и абсолютное пространство, которые он связывал с Богом. Ньютон верил, что эпоха чудес прошла. Он разработал концепцию Вселенной, как машины. Он был позитивистом, который отвернулся от метафизики, предпочтя небольшое, но растущее точное знание. Он верил в возможность достижения сути вещей без теории об их конечной природе. В теологическом отношении Ньютон, вероятно, был арианцем.
Идеи Ньютона о причинно-следственных взаимосвязях привели его к концепции “Бога-Часовщика”. Он признавал все чудеса Ветхого и Нового Заветов, однако он также полагал, что время чудес осталось в прошлом. В сущности, принимая [библейское] представление о сотворении, он отвергал закон сохранения. Он считал, что Бог действительно сотворил Вселенную и установил законы ее развития. Но в наши дни, по мнению Ньютона, Бог отстранился от созданной им Вселенной и действует только через законы, учрежденные при сотворении.
Этот механистический подход достиг полного развития у Лапласа, считавшего, что если существует сверхчеловеческий разум, способный знать положение и скорость каждого атома во Вселенной и способный решить любые математические уравнения, то он мог бы с точностью установить мельчайшие детали каждого события, “когда бы оно ни произошло — через тысячи лет в будущем или в отдаленном прошлом”.
Работы Ньютона и Лапласа породили каузальный (причинный) детерминизм в науке. Это сделало Бога в философском смысле ненужным и неуместным. Вопрос о существовании Бога даже не обсуждался. Если Он действительно существует и является “Богом-Часовщиком”, то не влияет на события, происходящие во Вселенной сейчас. Роль науки виделась в выявлении законов, а не в обсуждении факта существования Бога, Который их дал.
Каузальный детерминизм разрушал теологию, но, так или иначе, он не привлек внимания и не вызывал противодействия со стороны духовенства. В конечном счете он привел к логическому позитивизму, который до недавних пор принимался большинством ученых. Последствия каузального детерминизма для ортодоксального христианства были действительно глубоки. Определенно это была опасная философская атака на христианство, хотя опасность ее по большей части осталась незамеченной. Логически она вела к деизму и делала агностицизм вполне разумным подходом.
Современная квантовая механика заставляет усомниться в детерминизме и в том, что любые явления могут быть объяснены посредством причинно-следственных отношений. Чтобы “спасти” детерминизм, было выдвинуто предположение о “скрытых переменных”. Строились гипотезы, что квантовая механика, предполагающая, что пространство вероятностно, а не детерминистично, — неполна и представляет нам усредненные величины, скрывающие сложность и детерминированность реальности. Это собственно и привело к идее о “скрытых переменных”, к идее, что Вселенная в действительности детерминистична, а квантовая механика является лишь способом усреднения этих переменных. Но сегодня считается, что теория “скрытых переменных” свое отжила. “Наш обыденный язык совершенно не приспособлен для описания квантового мира... математический язык для этого гораздо более подходит... реальность обыденной жизни в классическом мире является лишь малой частью того, что существует на самом деле” [15].
Ранние эволюционные теории
Идею эволюции едва ли можно назвать порождением лишь современных ученых. Еще древние греки имели свои эволюционные теории. Эмпедокл, живший в 493—435 годах до Р. Х., полагал, что растения и животные не были созданы одновременно. Растения, по его мнению, появились первыми, животная же жизнь родилась много позже. Также уже у Эмпедокла наблюдаются элементы теории “естественного отбора”.
Аристотель (384—322 до Р. Х.), бесспорно величайший из ученых древнего мира, верил в совершенную градацию (переход от одной формы к другой) в природе. Обычно большее внимание уделяют его трудам по астрономии, но его биологические работы куда более интересны. Аристотель полагал, что должен существовать постепенный переход от несовершенных к совершенным. Он также считал, что человек стоит на самой вершине длинной и непрерывной эволюционной лестницы.
Особенно интересно, что у древних это была лишь одна из многих, разработанных ими теорий “здравого смысла”. Идея постепенного развития в качестве объяснения существующего многообразия живых форм казалась им, как и многим нашим современникам, весьма правдоподобной.
Однако современная наука берет свое начало со времен Ренессанса, тогда же зародились и современные теории эволюции. Бэкон (1561—1626) привлек внимание к изменчивости у животных и предположил связь этой изменчивости с происхождением новых видов. Лейбниц (1646—1716) полагал, что все многообразные классы животных имели переходные формы. Кант (1724—1804) верил, что высшие организмы развились из простых форм. Однако он сомневался, что какое-либо исследование сможет привести к пониманию законов, управляющих этим развитием.
Первые размышления о связи эволюции с разнообразием живых существ были стимулированы работой Линнея (1707—1778), основателя современной таксономии (систематики). Его отец был лютеранским священником и коллекционером экзотических растений. Линней готовился стать врачом. Он жил в бедности и познал многие невзгоды. Его покровителем был Цельсий, известный ботаник и изобретатель температурной шкалы (шкала Цельсия). В 1741 году Линней стал профессором ботаники в Упсале. Он много путешествовал и имел помощников по всему миру, собиравших для него местные виды флоры и фауны.
Линнею мы обязаны современной системой классификации, применимой как для животных, так и для растений. Впервые он опубликовал свою Systema Natu
При том, что любая система классификации является произвольной, мы считаем разработанную Линнеем систему весьма полезной. Писание использует иной принцип классификации. Там животные, например, классифицируются на основе среды их обитания. Библия объединяет все организмы, обитающие в воде, все организмы, обитающие на суше, и все, летающие по воздуху. Так, Библия объединяет вместе кита, рыбу, акулу и “рыб больших” (Быт. 1:21). В одну группу попадают летучая мышь (нетопырь) и птица (Втор. 14:18), а также бабочка. Ничего правильного или неправильного в такой системе классификации нет, поскольку, как отмечалось выше, любая система произвольна. Кроме того, Линней дал миру концепцию “постоянства видов”. Он полагал, что число видов было установлено при сотворении и что эти виды неизменны. К концу жизни он немного изменил свои взгляды и предположил возможность некоторых изменений на уровне вида. Возникла, правда, одна трудность из-за путаницы между латинским словом “species” (вид, род, тип) и биологическим термином “species” (вид). Ясно, что Писание учит о “постоянстве родов” (Быт. 1:12, 24). Как мы увидим в дальнейшем, оно вовсе не учит о “постоянстве видов”.
Бюффон (1707—1788)
Первая настоящая эволюционная теория была развита Бюффоном, выдающимся биологом XVIII века. Бюффон принадлежал к бюрократической элите. Он заинтересовался естественной историей после встречи с молодым англичанином, лордом Кингстоном, путешествовавшим по Европе со своим наставником. Воодушевленный этой встречей, Бюффон поехал в Англию, чтобы там учиться. В 1739 году он стал членом-корреспондентом Французской академии и смотрителем Королевского ботанического сада.
Бюффон имел определенные проблемы с церковью. Он был циником во всем, что касалось сотворения. Когда ему надо было удовлетворить факультет теологии Парижского университета, он лицемерил, уверяя всех в своей ортодоксальности, но в приватных беседах Бюффон высказывал крайний скептицизм по поводу [библейского] описания сотворения.
Книга Бюффона называлась “Естественная история”. Это был блестящий, энциклопедический по широте тем труд. Бюффон считал, что между растениями и животными нет абсолютных границ. Он отвергал сотворение и ашеровскую хронологию. Бюффон принял аристотелевскую идею природной лестницы. Он разделял также идею самопроизвольного зарождения жизни из мельчайших частиц жизни, рассеянных в пространстве. В его “Естественной истории” тщательно разработано объяснение многообразия живых форм, основанное на концепции их развития от общего предка.
Ламарк (1744—1829)
Первая достаточно законченная теория эволюции была развита Жаном Батистом Пьером Антуаном де Моне шевалье де Ламарком в 1809 году. Юношей его послали в иезуитскую школу обучаться на священника, но учеба там тяготила его. Имея шестнадцать лет от роду, он записался в армию и уже на следующий день был отправлен на Семилетнюю войну. В одном из сражений погибли все младшие и старшие офицеры. Ламарк, сумевший собрать растерявшихся людей, был пожалован званием лейтенанта и переведен на безопасную гарнизонную службу. Это ему тоже наскучило, и он уволился из армии, чтобы стать литературным поденщиком в Париже.
Здесь Ламарк стал интересоваться ботаникой. При поддержке Бюффона он был принят во Французскую Академию. В годы Французской революции Народным Собранием он был назначен профессором зоологии, —главным образом потому, что был самоучкой. Что могло послужить лучшей рекомендацией на должность профессора в антиинтеллектуальной атмосфере французской революции, чем тот факт, что он никогда не учился в университете? В качестве профессора зоологии он читал лекции, в частности, по зоологии беспозвоночных. Его книга, в которой он обобщил свои эволюционные взгляды, называлась “Философия зоологии” и была опубликована в 1809 году.
Ламарк предложил в качестве механизма эволюции теорию полезности, бесполезности и наследования благоприобретенных признаков. Он полагал, что органы развиваются или атрофируются в зависимости от того, используются они или нет. Далее он предполагает, что особи наследуют черты и признаки, которые их предки приобрели в ходе жизни (онтогенеза).
Вероятно, классической иллюстрацией ламарковских идей являлось его объяснение наличия длинной шеи у жирафа. Он полагал, что такая длинная шея развилась в результате продолжительной засухи в африканских саваннах. Поскольку пищи было мало, жирафы должны были вытягивать шеи, чтобы достать до скудной зелени, еще оставшейся на верхних ветвях деревьев. Эти вытянутые шеи наследовались их потомками до тех пор, пока не приобрели длину, имеющую место у современных жирафов.
Теорию Ламарка подверг критике Август Вейсман, активный сторонник дарвинизма и менделевской генетики. Он обрезал хвосты мышам на протяжении 22-х поколений и обнаружил, что хвосты у последующих поколений сохраняли первоначальную длину. Он пытался показать, что если бы идея о наследовании приобретенных свойств была хоть сколько-нибудь справедлива, то у его подопытных мышей хвосты были бы короче, чем у их предков. Это тот самый Вейсман, который выдвинул идею постоянства зародышевой плазмы — что существует барьер между зародышевыми клетками (яйцеклетками и сперматозоидами) и другими клетками тела (соматическими клетками). Этот барьер исключает проникновение любого изменения соматических клеток в течение жизни в зародышевый путь и, таким образом, передачу его потомству.
Люди, неудовлетворенные дарвиновским объяснением эволюции, продолжали поиск свидетельств в пользу ламарковского механизма. Попытки возродить ламарковскую наследуемость были весьма обычны в XIX столетии, впрочем, они регулярно возобновляются и по сей день. Идея полезных признаков, приобретенных (развившихся) в течение жизни особи и способных перейти к потомству, очень привлекательна, поскольку легче объясняет эволюцию.
Недавно Эдвард Стил, молодой австралийский иммунолог, провел исследование, которое, по его мнению, подтверждает теорию Ламарка. Он полагает, что некоторые вирусы, а именно — ретровирусы, могут переносить генетический материал от соматических клеток в клетки зародышевого пути.
На начальных стадиях жизни организма, считает он, в соматических клетках происходят мутации, часть из которых будут возможно благоприятными. Такие клетки будут размножаться быстрее своих немутантных родственников и в конечном счете станут преобладать в органе. Ретровирусы могут “захватить” часть нового генетического материала, перенести его в зародышевые клетки и вставить в генум, роль которого — производить новое поколение.
Эксперименты Стила включали индуцирование состояния иммунной устойчивости в одной линии мышей путем инъекции им клеток мышей другой линии и определения, будут ли толерантные “отцы” производить на свет толерантное потомство. Он сообщал, что от 50-ти до 60-ти процентов потомства толерантных отцов также были толерантны к клеткам тест-линии. Во втором поколении частота толерантности все еще оставалась существенной — 20—40 процентов. Работа Стила не получила признания из-за того, что одним из условий приемлемости результатов является возможность их независимого повторения в других лабораториях. Однако другим ученым не удалось воспроизвести его результатов. Стил раскритиковал их опыты, утверждая, что они не выполнили их должным образом. Он также указывал, что существуют другие сообщения в научной литературе, подтверждающие ламарковское наследование [16].
Теория Ламарка не раз привлекала внимание в Советском Союзе, поскольку философия марксизма провозглашала “прогресс через изменение среды”. Русские генетики сталинской эпохи, руководимые Лысенко, находились во власти ламаркизма. Мало кто сомневается, что именно его теория и практика, примененные в сельском хозяйстве, способствовали голоду и неурожаям той эпохи. Да и вся советская идеология является определенно ламаркистской.
И если не существует наследования приобретенных признаков, то, вероятно, это промысел мудрого и милостивого Создателя. Мы были бы расой инвалидов, если бы наследовали все травмы, полученные нашими предками в течение их жизни.
Эразм Дарвин (1731—1802)
Эразм Дарвин, дед Чарльза Дарвина, тоже был в числе первых эволюционистов. Он выразил свои эволюционные идеи в прозе и в стихах в книге “Зоономия”, впервые опубликованной в 1794 году. В дальнейшем, на протяжении семи лет, она переиздавалась еще дважды. Книга была переведена на французский, итальянский и немецкий языки. Главным образом ее рассматривали как учебник по медицине, а не как объяснение происхождения живых существ. Издание вышло в двух томах. Первый раздел первого тома, озаглавленный “О происхождении”, был посвящен эволюции. “Зоономия” представляла собой энциклопедию, содержавшую практические рекомендации по диагностированию и лечению всех известных болезней. Первый том описывал физиологию различных систем человека. Второй том содержал каталог 474-х болезней. Сегодня ученых больше интересуют идеи Эразма Дарвина о происхождении жизни и развитии живых существ.
Вероятно, Эразм Дарвин не оказал заметного влияния на своего внука Чарльза. Он скончался еще до рождения Чарльза. Тем не менее, Чарльз определенно был знаком с его работой. Скорее всего, ученые уделяли бы меньше внимания этой работе, не будь у Эразма Дарвина столь знаменитого внука.
Чарльз Дарвин (1809—1882)
Роберт Уоринг Дарвин, отец Чарльза Дарвина, родился в 1766 году. Он женился на Сюзанне Веджвуд, дочери Джозайи Веджвуда, основателя знаменитого керамического производства. Фарфоровый завод Веджвуда имел предложенное Эразмом Дарвином название “Этрурия”. Роберт с Сюзанной вместе посещали школу в “Этрурия Холл”. Сама школа называлась Этрусской школой. Роберт и Сюзанна поженились в 1796 году. Чарльз Роберт был их пятым ребенком. Он родился 12 февраля 1809 года, в один день и год с Авраамом Линкольном. Этих великих мужей объединяло лишь одно — дата рождения. Дарвин родился в богатой семье, в стране, почитавшей себя в высшей степени цивилизованной. Линкольн же был рожден в глубокой бедности на окраине развивающейся страны.
Отец Чарльза, Роберт, был ростом 6 футов 2 дюйма (
Дарвин родился в Шрусбери и посещал Шрусбери-Скул[1], имея там полный пансион. Обучение в ней имело строго классический характер. Школа была основана 250 годами ранее королем Эдуардом VI. Во времена Дарвина ею руководил преподобный доктор Самюэль Батлер. Впоследствии семейство Дарвинов перебралось в Плас-Эдвардс, морской курорт на побережье Уэльса.
Роберт Дарвин был недоволен слабыми успехами Чарльза в школе. “Тебя ничто не волнует, кроме стрельбы по собакам и ловли крыс. Ты опозоришь себя и всю свою семью”. Таков был суровый приговор его отца.
Было решено, что Чарльз должен обучаться в Эдинбурге медицине, поскольку она считалась одной из немногих профессий, достойных джентельмена. В 16 лет, еще до отъезда в Эдинбург, Дарвин ухаживал за несколькими пациентами своего отца. В то время у него было около дюжины своих пациентов. Он осматривал их и после совета с отцом, предлагавшим лекарства, выписывал и применял их.
Дарвин был отослан изучать медицину в Эдинбург, но он сильно разочаровался в этих занятиях. Он посещал палаты Эдинбургской клиники и дважды присутствовал в операционном театре. Во время второго посещения там оперировался ребенок. Поскольку анестезирующих средств в те времена еще не применяли, зрелище было ужасным. Для Дарвина это было просто невыносимо. Он сбежал и больше не вернулся. Воспоминания об этой операции годами преследовали его.
Дарвина утомляли лекции по медицинским предметам (mаte
Теперь нужно было выбрать другую профессию. Достойными джентельмена были лишь профессии юриста, врача и священника. Дарвин опозорил своего отца, потерпев неудачу в Эдинбурге. Ему было предложено поступить в Кембридж и учиться на священника англиканской церкви. Дарвин нашел приемлемым для себя вероучение этой церкви и согласился стать сельским пастором. Он сам пишет в книге “Воспоминания о развитии моего ума и характера”[2], что его “привлекала мысль стать деревенским пастором”. Предполагалось, что он получит нечто вроде синекуры в захолустном приходе, где сможет жить на унаследованное состояние. С 1828-го по 1831 год он учился в Кембридже, в Крайст-колледже. Он был десятым среди тех, кто не получил отличия. В основном он проявил себя как член спортивной команды. Он увлекался охотой, стрельбой и скачками по пересеченной местности. Кроме того, он был известен как коллекционер жуков.
Дарвин и его семья были унитариями. Они посещали унитарианскую церковь в Шрусбери, хотя Дарвин был крещен в англиканской церкви Св. Чада. Его жена Эмма тоже была унитарианкой, однако, как и сам Дарвин, их дети были крещены в англиканской церкви. Дарвин пишет: “Будучи на борту ‘Бигля’, я был весьма ортодоксален и помню, что некоторые из офицеров (хотя и сами были ортодоксальны) от души смеялись надо мною за цитирование Библии, как неопровержимого авторитета в вопросах морали”. В “Автобиографии”, подготовленной его сыном на основании “Воспоминаний”, Дарвин говорит: …поскольку перед поездкой в Кембридж я “ни в малейшей степени не сомневался в точной и буквальной истинности каждого слова Библии, то вскоре убедил себя, что должен полностью принять наше исповедание” [17].
В письме Эйсу Грею[3] от 5 сентября 1857 года Дарвин писал: “Я думаю (и чем старше становлюсь, тем все более и более), что в целом, но не всегда, мой образ мысли можно точнее всего охарактеризовать как агностицизм” [18]. Он “пришел к выводу, что Ветхий Завет не более достоверен, чем священные книги индусов” [19]. Дарвин сам говорит: “Я постепенно разуверился в том, что христианство — это божественное откровение” [20]. Он продолжает: “Старый аргумент о Божьем промысле в природе, как его трактовал Пэйли[4], поначалу казавшийся мне таким убедительным, теряет силу сейчас, когда открыт закон естественного отбора” [21]. “...Я вправе называться теистом... Однако в таком случае возникает сомнение... Можно ли человеческому мозгу, который, как я полностью убежден, развился из примитивного мозга низших животных, доверять, когда он делает столь грандиозные заключения?” [22]
В Кембридже он свел знакомство с преподобным Джоном Стивеном Хэнслоу[5], профессором ботаники. Дарвин поступил в Кембридж после Рождества и должен был оставаться там два семестра после сдачи экзаменов в январе 1831 года. Хэнслоу убедил его изучать геологию. Он участвовал в возглавляемой профессором Адамом Седжуиком[6] научной экспедиции по скалам Уэльса. Хэнслоу, имевший заметное влияние на Дарвина, согласно описаниям, был глубоко религиозным человеком, “столь ортодоксальным”, что Дарвин засвидетельствовал: “Однажды он сказал мне, что будет очень горевать, если хоть одно слово из Тридцати девяти артикулов[7] подвергнется изменению” [23].
Но и в этот раз Дарвин подвел своего отца. По окончании Кембриджа он не стремился к рукоположению и не принял назначения в качестве пастора англиканского прихода.
Вскоре наступил момент, определивший его будущее. Ему предложили место натуралиста на борту корабля “Бигль”, переоснащенного 10-пушечного брига водоизмещением 242 тонны, которому предстояла кругосветная исследовательская экспедиция. Хэнслоу рекомендовал Дарвина капитану Роберту Фицрою на эту неоплачиваемую должность.
Но Роберт Дарвин не хотел ничего слышать. Чарльз не оправдал его доверия ни в Эдинбурге, ни в Кембридже, и он был уверен, что это произойдет еще раз, если позволить Чарльзу путешествовать на “Бигле”. Однако Чарльзу очень хотелось совершить это путешествие. Он решил навестить своих дядю, тетю и кузенов в Мэйре, где жили Веджвуды. Роберт сказал ему: “Если ты найдешь хоть кого-нибудь, кто сочтет эту идею разумной, то я дам согласие”. У Роберта было восемь возражений. Дядя Джосаия ответил на них в письме пункт за пунктом, и Роберт неохотно уступил.
“Бигль” должен был отправиться в плавание 4 ноября 1831 года. Но произошло это лишь 27 декабря. На борту находилось 72 человека: семь офицеров, пять младших офицеров, два врача, судовой казначей, команда из 10-ти морских пехотинцев, 34 матроса, шесть мальчиков-юнг, двое слуг, трое жителей Огненной Земли, группа миссионеров и Чарльз Дарвин — натуралист.
По рекомендации Хэнслоу Дарвин взял с собою только что вышедшую книгу Лайеля[8] “Принципы геологии”. Жителей Огненной Земли звали Йорк Минстер, Фуджи Баскет и Джимми Баттон, они возвращались к себе домой, на самую оконечность Южной Америки. Они были взяты в качестве заложников в предыдущем путешествии. Кроме того, Джимми Баттон был куплен за перламутровую пуговицу. Один из них умер от оспы во время пребывания в Англии, а трое теперь должны были вернуться в родные края. Миссионерам предстояло добраться на борту корабля до Огненной Земли, чтобы начать там свое служение.
На протяжении большей части путешествия Дарвин страдал от морской болезни, тем не менее он непрестанно трудился, делая заметки, собирая материалы и производя наблюдения. Самое значительное свое наблюдение он сделал на Галапагосских островах, к западу от побережья Эквадора. Здесь он пришел к убеждению, что может продемонстрировать развитие новых видов. Основная его работа была посвящена вьюркам, невзрачным серым птичкам, — как предполагается, на Галапагосах их обитает 14 видов, которые можно разделить на три большие группы. Считается, что они произошли в результате адаптивной радиации от одного исходного вида. Наиболее заметны у этих птиц различия в размерах и формах клюва, которые, надо полагать, связаны со способом добывания пищи. Пищевые пристрастия этих птиц весьма разнообразны — от семян, вегетативных частей растений и насекомых до крови.
После возвращения из путешествия на “Бигле”, 2 октября 1836 года Дарвин обрабатывал и перерабатывал свои заметки. Он убедился, что виды не неизменны, но один вид происходит от другого. Особенно интересны в этом отношении наблюдения, произведенные им над галапагосскими вьюрками. Несомненно, полученная Дарвином в Кембридже теологическая подготовка сыграла свою роль в развитии его теологических и научных взглядов. Он узнал в Кембридже, что Писание учит о неизменности видов. Тамошние профессора теологии следовали научным представлениям своего времени о том, что виды неизменны. Они полагали, что это согласуется с повествованием Книги Бытие, и учили, что правильность этого повествования подтверждена научно. Когда Дарвин пришел к убеждению, что виды развиваются, он вынужден был заключить, что Библия не права, и это убеждение разрушило его веру.
Дарвин не только занимался обработкой и переработкой своих заметок, но и нашел себе жену. Его сестра Кэролайн была замужем за Джосайей Веджвудом младшим. Чарльз ухаживал за своей кузиной Эммой и женился на ней 29 января 1839 года. Супруга была на восемь месяцев старше его. Несомненно, Чарльз был очень расположен к Веджвудам, особенно к своему дяде, который ходатайствовал за него перед отцом, когда ему было предложено место натуралиста на “Бигле”. Эмма рисковала остаться старой девой, и Чарльз, вероятно, желая выразить свою признательность дяде, взял в жены его дочь.
Как бы то ни было, Эмма стала превосходной женой для Чарльза и хорошей матерью для их восьмерых детей. Большую часть жизни Дарвин болел и по общему мнению был ипохондриком. Эмма нянчила не только детей, но и мужа. Сначала они поселились в Лондоне, но Дарвину не нравилась городская суета. В 1842 году они переехали в город Даун в графстве Кент, где Дарвин провел большую часть своей жизни в Даун-хаусе на улице Лакстед-роуд — усадьбе с 18-ю акрами земли.
Первоначально планировалось издать два тома дневника путешествия на “Бигле” под редакцией Фицроя и один том под редакцией Дарвина. Материалы вышли в свет в 1839 году. Том Дарвина оказался столь популярным, что был переиздан впоследствии под заглавием “Записи об исследованиях геологии и естественной истории различных стран, в которых побывал корабль Ее Величества ‘Бигль’ под командованием капитана Королевского флота Фицроя с 1832 по 1836 годы”. Позже этот же самый том издали в Соединенных Штатах под названием “Плавание ‘Бигля’”. Фицрой присутствовал на знаменитой конференции в Оксфорде, где противостоял идеям Дарвина. Позже, в 1865 году, он совершил самоубийство.
Тем временем Дарвин учился, обрабатывал и перерабатывал свои заметки. На его взгляды сильное воздействие оказал Мальтус, предположивший, что популяция увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как пищевые ресурсы растут только в арифметической. Именно это предположение привело Дарвина к идее о борьбе за выживание. На него также повлияли геологические идеи Лайеля, предложившего униформистский подход к изучению геологических явлений вместо общепринятого катастрофизма.
Дарвин поделился своими идеями с Хукером, с которым вел обширную переписку, как, впрочем, и с другими. Впервые он изложил свою теорию в 37-страничном реферате в июне 1842 года, озаглавленном “Первый карандашный набросок теории видов, написанный в Мэйре и Шрусбери в мае—июне 1842 года”. Летом 1844 года он увеличил реферат до 230-ти страниц. В сентябре 1854-го в дневнике сделана запись о том, что он “приступил к систематизации заметок для теории видов”.
Большинство детей Дарвина родились в Дауне. Двое умерли во младенчестве, а Анна, родившаяся в 1841 году, умерла в возрасте 10 лет. Жизнь Эммы была всецело посвящена Чарльзу. Ее время распределялось так, чтобы она могла быть с ним все его свободное время. Когда он недомогал и лежал, мучимый сильными головными болями, она постоянно сидела у его постели в затемненной комнате, всегда заботливая, никогда не проявляющая нетерпения, охраняющая его здоровье и покой бесконечно нежно и заботливо. Она была прирожденной сиделкой. Кто-то из писателей сказал: “идеальная сиделка вышла замуж за идеального больного”. Любовь Чарльза к ней росла с годами, и ссор между ними почти не случалось.
В начале 1858-го Дарвин получил письмо от Альфреда Рассела Уоллеса[9], поставившее Дарвина на грань краха, поскольку в письме Уоллес изложил теорию, почти идентичную теории, разработанной Дарвином. Дилемма заключалась в следующем: если Дарвин теперь продолжит работу, то это может выглядеть так, будто он украл идею Уоллеса и развил ее. Однако если не продолжать, то все его труды, начатые после возвращения из плавания на “Бигле”, полностью пропадут.
Брэкман предполагает, что Дарвин не имел возможности полностью развить свою теорию до тех пор, пока не прочитал и не написал примечания к “Саравакскому закону” Уоллеса в 1855 году и пока в июне 1858 года не ознакомился полностью с теорией Уоллеса о происхождении видов, — “Тернатская статья”[10] . “Саравакский закон” был фрагментом статьи объемом в 7000 слов под заголовком “По поводу закона, управляющего появлением новых видов”. Выдвинутый Уоллесом тезис состоял в том, что “каждый вид возникает в тех же местах и в то же время, когда и где близкородственные виды уже ранее присутствуют”. Тернатская статья, озаглавленная “О стремлении разновидностей бесконечно удаляться от первоначального типа”, содержала немногим меньше 5000 слов. В ней говорилось о чрезмерном размножении животных, борьбе за выживание, адаптации к окружающей среде и замещении видов превосходящими формами — то есть о ключевых принципах дарвинизма. Уоллес начисто отвергал ламаркизм, который Дарвин рассматривал как возможный механизм эволюции.
Хотя Брэкман и уверен, что Дарвин был “честным человеком с сильным характером”, он вместе с тем считает, что его одолевало “стремление к первенству”. По мнению Брэкмана, не Дарвин, а Уоллес первым изложил на бумаге законченную теорию естественного отбора, повсеместно приписываемую Дарвину. Он уверен, что Уоллес стал жертвой заговора тогдашней аристократии от науки, а его первенство в провозглашении новой теории было “украдено”. Он также считает, что снобизм викторианской эпохи лишил Уоллеса, имевшего относительно низкое положение в обществе, доверия в качестве автора теории. Наконец он считает, что Уоллес сам был очень мягким человеком и предпочитал подставить вторую щеку, нежели протестовать [24]. В своих “Воспоминаниях” Дарвин признается: “Однако я сам был столь честолюбив, что стремился занять почетное место среди людей науки — но был ли я более или менее честолюбив, чем большинство моих коллег, я так и не понял”.
Дарвин посоветовался с Лайелем и Хукером, которые после того предложили Беннету, секретарю Лондонского Линнеевского общества[11], чтобы изложение теории, подготовленное как Уоллесом, так и Дарвином, “было представлено Линнеевскому обществу”. Это произошло 1 июля 1858 года. Представление заключалось в публичном прочтении “Тернатской статьи” Уоллеса, подкрепленном выдержками из очерка Дарвина 1844 года и письмом, написанным Эйсу Грею в 1857 году. Основную часть представления, конечно же, составляла статья Уоллеса. Ни Дарвин, ни Уоллес при этом не присутствовали. Уоллеса даже не было в Англии.
Идея происхождения новых видов путем естественного отбора стала темой широких дискуссий и обсуждений. От первоначального плана выпуска монографии, “большой книги”, в которой Дарвин намеревался предъявить все свидетельства в пользу своей теории, ему пришлось отказаться, поскольку на подготовку подобной рукописи ушло бы еще 10 лет дополнительной работы. На это не оставалось времени, и, когда пришло письмо Уоллеса, он отказался от идеи завершить монографию, больше половины которой было уже написано к тому времени, в пользу более краткой полупопулярной книги, известной под названием “Происхождение видов путем естественного отбора”, вышедшей 24 ноября 1859 года. Это был том без сносок, объемом в 155 000 слов. “Большая книга” была бы в три раза больше и имела бы многочисленные сноски — существующие фрагменты содержат цитаты из почти 750-ти книг и статей. Книга была распродана в день ее выхода в свет. По различным практическим соображениям про Уоллеса забыли.
Дарвин постулировал борьбу за существование, выживание наиболее приспособленных, а также развитие новых видов и эволюцию посредством отбора особей, обладающих благоприятными признаками.
Оксфордская конференция Британской ассоциации[12] в 1860 году
Представленные в “Происхождении” идеи Дарвина широко обсуждались и дискутировались. Большинство ученых не соглашалось с Дарвином. Даже Лайель не мог принять основной вывод о том, что все живое, включая человека, имеет общее происхождение [25]. Эволюция путем естественного отбора стала новой идеей, — парадигмой в том смысле, как это понимает Томас Кун, — она пришла на смену идее сотворения и, очевидно, нашла поддержку лишь у небольшой части ученых. Было решено, что новая теория должна стать основной темой дискуссии на конференции Британской ассоциации по распространению научных знаний, организованной в Оксфорде в 1860 году.
Дарвин не любил споров и считал, что его слабое здоровье не выдержит противоборства, ожидаемого в Оксфорде. По этой причине он не участвовал в конференции. Однако его точка зрения была умело представлена Томасом Хаксли[13], известным атеистом своего времени. Хаксли противостоял англиканский епископ из Оксфорда Сэмюэл Уилберфорс[14], третий сын знаменитого английского аболициониста, известный под непочтительным прозвищем “Скользкий Сэм”[15] за свое умение играть словами в дискуссии. Уилберфорс, профессор математики и священник, был ученым-любителем и определенно чувствовал себя в естественных науках как дома. Информацию ему предоставлял Роберт Оуэн[16], ярый оппонент Хаксли.
Конфликт вспыхнул на секции “Д”, в четверг, 28 июня Были представлены две статьи, направленные против Дарвина. Сначала Хаксли хранил молчание, но когда второй докладчик, его противник Роберт Оуэн, заявил, что мозг гориллы отличается от человеческого больше, чем от мозга низшего животного, Хаксли решительно отверг его утверждения и пообещал позже предъявить ряд доказательств обратного. В пятницу наступило временное затишье, но на субботней сессии было запланировано выступление Джона У. Дрейпера[17], президента Нью-йоркского университета, на тему “Развитие научной мысли в Европе в связи со взглядами г-на Дарвина и других”. Распространился слух, что на трибуну выйдет Уилберфорс с нападками на Дарвина. В тот день председательствовал старый учитель Дарвина, профессор Хэнслоу.
Задолго до открытия сессии в комнату набилось столько народу, что заседание пришлось перенести в более просторное помещение, которое, однако, также оказалось переполненным — присутствовало более 700 человек. Доклад Дрейпера длился более часа, и все это время публика томилась в ожидании. Когда он закончился, председательствовавший Хэнслоу объявил, что слово будет предоставляться только тем, у кого имеются веские научные аргументы. Публика принялась вызывать епископа, который вышел после некоторой задержки. Он говорил около получаса, жестко высмеивая Дарвина и Хаксли. Затем он повернулся к Хаксли, сидящему по соседству с ним на сцене. Именно в этот момент он задал свой знаменитый вопрос — кому, собственно, Хаксли обязан честью происходить от обезьяны — своему деду или бабке? При этом вопросе Хаксли, говорят, схватил за колено человека, сидящего рядом, прошептав: “И предал его Господь в руки мои”. Когда возбуждение достигло кульминации, он выкрикнул, что не чувствует стыда за происхождение от обезьяны, но ему стыдно за блестящего оратора, лезущего в научный вопрос, в котором ничего не смыслит.
Никто из присутствующих не записывал того, что говорилось. Единственным источником информации об этом знаменитом собрании являются воспоминания тех, кто там присутствовал. Хукер рассказал о своих впечатлениях в письме Дарвину, написанном на следующий день. Хаксли описал свою собственную реакцию в письме сэру Фрэнсису Дарвину, написанном в 1891 году, подтвердив более ранние сообщения о том, что говорил он и другие.
После заявления Хаксли в помещении поднялся невообразимый шум. Нашлись такие, кто кричал, что все это — прямое оскорбление духовенства. Адмирал Фицрой, бывший капитан “Бигля”, потрясал Библией в поднятой руке и, перекрикивая всеобщий гам, твердил, что именно она, а не гадюка, которую он пригрел когда-то на своем судне, обладает истиной и безукоризненным авторитетом.
Так или иначе, сражение завязалось, и общее сочувствие оказалось на стороне Хаксли, так как все чувствовали, что Уилберфорс несправедливо с ним обошелся, высмеивая его — сложилась ситуация, противоположная той, которая имела место ранее, когда большинство ученых не соглашалось с Дарвином.
Когда в 1873 году епископа Уилберфорса сбросила лошадь, от чего он скончался, Хаксли прокомментировал это так: “Реальность и его мозги вступили в контакт с фатальным результатом” — отзыв не менее “учтивый”, чем постыдные нападки епископа на него в 1860 году [26].
К несчастью, в результате этого конфликта церковь вновь была представлена как сила, использующая свою власть и авторитет для торможения научного прогресса и для вмешательства в научное исследование.
Дейтон, Теннесси, Обезьяний суд
Споры вокруг теории эволюции продолжались в Англии, в Европе и в Соединенных Штатах. В период после первой мировой войны в Соединенных Штатах особенно были сильны антиинтеллектуальные и антинаучные настроения. Война разрушила многие иллюзии. Она положила конец идее прогресса. То, что “с каждым днем мы становимся все лучше и лучше”, оказалось неправдой. Стало совершенно ясно, что в этом мире существует зло, как об этом и сказано в Писании (Быт. 8:21), и что порочные люди могут использовать научные достижения в порочных целях.
Серьезную озабоченность вызвало утверждение атеистического коммунизма после победы Ленина в России и распространение коммунизма во многих частях мира. Университеты также стали объектом подозрений. Считалось, что преподавательский состав стремится не только к распространению коммунизма, но и, как следствие, к подрыву христианской веры посещающих занятия студентов.
Находились и такие, кто считал, что решить проблему можно чисто по-американски — “принять закон”. Учение об эволюции связывалось с коммунизмом и подрывом Христианства. Было очевидно, что эта научная теория противостоит библейскому учению о сотворении и разрушает христианскую веру. Один из законодателей штата Теннесси, Джон Батлер, пришел в замешательство, узнав, что после возвращения из университета его дочери оставили церковь. Поступая туда, они были ревностными христианками, вернулись же полностью равнодушными к церкви. Беседы Батлера с ними привели его к заключению, что наиболее сильное воздействие на них в университете оказало учение об эволюции.
Он предложил законодательному собранию штата принять закон, запрещающий изучение эволюции в школах штата Теннесси. Батлер и его сторонники испросили совета у Уильяма Дженнингса Брайана, “главного протестанта”[18] того времени. Пресвитерианин Брайан в полной мере разделял их озабоченность и желание найти выход. Однако он предостерег их от установления какого-либо наказания в предлагаемом законе. Он предлагал, чтобы закон был принят как “постановление законодательного собрания”. Но, несмотря на это, когда закон был готов, он предусматривал штраф или тюремное заключение в качестве наказания за его нарушение.
Закон Батлера был немедленно опротестован Американским Союзом за гражданские права (АСГП). По всеобщему мнению, Союз должен был провести проверку нового закона в судах одного из больших городов Теннесси — Нашвилле или Чаттануге. Однако бизнесмены Дейтона, который в это время был административным центром захолустного графства, решили, что для их коммерции будет лучше провести процесс в этом городе. 5 мая 1925 года план был принят. Председатель школьного попечительского совета графства Ри, Фред Робинсон, был владельцем аптекарского магазина[19], который являлся своего рода центром общественной жизни Дейтона. В тот день на встрече присутствовали Робинсон, владелец другого аналогичного заведения, Брэди, ведущий юрист города и сторонница закона Батлера, Сью Хикс, еще один адвокат, продавец магазина и Джордж Раппалья, ярый противник закона Батлера. На встречу был приглашен Джон Скоупс, и ему был задан вопрос: правда ли, что он преподает теорию эволюции? Он замещал директора средней школы ввиду болезни последнего. Сам директор был преподавателем биологии.
Тем временем АСГП объявил в газете “Чаттануга ньюс”, что оплатит расходы того, кто возьмется проверить конституционность закона Батлера. Когда Скоупс согласился участвовать в проверке закона, Раппалья дал под присягой показания, которые тут же были пущены в ход. Робинсон позвонил в “Чаттануга ньюс” и сказал: “Это Робинсон из Дейтона. Я председатель местного школьного попечительского совета. Мы только что арестовали человека за преподавание теории эволюции”. Затем Раппалья связался с Американским Союзом за гражданские права и получил от него обещание о содействии в защите Скоупса.
Поскольку дейтонский процесс случился раньше, чем в Нашвилле или Чаттануге, то судебное разбирательство было решено провести в Дейтоне. Местный прокурор счел невозможным для себя вести дело, и его обязанности неохотно согласился исполнять Уильям Дженнингс Брайан. Американский Союз за гражданские права был представлен Дадли Филдом Мэлоуном и Кларенсом Дарроу. Последний только что закончил в Чикаго дело Леопольда и Лоэба, где он защищал двух студентов Чикагского университета, замешанных в “потрясающем” убийстве. Брайан не имел особого желания выступать в роли прокурора, потому что уже 25 лет не вел никаких дел. Он активно работал в Сенате США и трижды безуспешно балотировался от Демократической партии на пост президента.
Суд начался 10 июля 1925 года. Дарроу предпринял очень умный ход, вызвав Брайана для дачи свидетельских показаний в качестве свидетеля защиты. Брайан был в замешательстве от такого выпада, но судья, которого забавляло замешательство столь известного человека, как Брайан, подтвердил это решение. Дарроу стал задавать Брайану вопросы, касавшиеся его понимания Книги Бытие. Брайан расслабился и согласился с тем, что, по его мнению, дни в Книге Бытие вполне могут означать некие продолжительные периоды времени. После этого признания он вынужден был обороняться, а Дарроу продолжал наседать на него, пытаясь выяснить, почему же он, настаивая на историчности остальных частей повествования, вдруг согласился с тем, что дни из Книги Бытие могут соответствовать длительным периодам времени. Вся атмосфера суда напоминала цирк. Заседание седьмого дня суда, — то самое, когда Дарроу вызвал Брайана для дачи показаний, — проходило на лужайке перед зданием суда, поскольку возникла угроза разрушения помещения из-за его переполненности. На потолке первого этажа, как раз под тем залом второго этажа, где проходили слушания, появились трещины. По всему городу ощущалось праздничное карнавальное настроение.
На следующий день после заслушивания показаний Брайана Дарроу неожиданно завершил процессуальные действия защиты. Присяжные стали обсуждать дело и признали Скоупса виновным. В самом законе существовало достаточно темных мест — например, было неясно, кто устанавливает штраф в случае обвинительного приговора, присяжные или судья. Скоупс был оштрафован судьей на 100 долларов и подал апелляцию. Апелляционный суд постановил, что штраф надлежало установить суду присяжных. К этому времени Брайан умер. Во время процесса он был серьезно болен и скончался через пять дней после его окончания. По этой причине дело так никогда и не было пересмотрено.
Однако вновь все выглядело так, что церковь в лице Брайана, высокопоставленного мирянина-протестанта, преследовала беспомощного и безответного школьного учителя биологии. Таким образом, как и в случаях с Галилеем и со столкновением в Оксфорде, создалось впечатление, что в третий раз церковь использует свою силу для вмешательства в научный прогресс и научные исследования.
Литература:
1. John A. Moo
2. R. C. Lewontin, “Evolution/C
3. Thomas S. Kuhn, The St
4. Roge
5. William J. B
6. F
7. Edwa
8. David M. Raup, “Evolution and the Fossil Reco
9. William J. B
10. Ma
11. John Dillenbe
12. B
13. G
14. F
15. F
16. Roge
17. Cha
18. Ibid., p. 139.
19. Ibid., p. 143.
20. Ibid., p. 144.
21. Ibid., p.
22. Ibid., p. 149.
23. Ibid., p. 27.
24. A
25. Ruth Moo
26. Ronald W. Cla
[1] Одна из девяти старейших и престижнейших в Англии мужских привилегированных частных средних школ с высокой платой за обучение. — Ред.
[2] Воспоминания о развитии моего ума и характера (Автобиография). Дневник работы и жизни. Полный пер. с рукописей Ч. Дарвина, вступительная ст. и комментарии С. Л. Соболя, М., 1957. — Ред.
[3] Эйса (Аза) Грей (1810—1888) — крупнейший американский ботаник, профессор Гарвардского колледжа в Нью-Кембридже. Написал несколько работ о флоре Северной Америки. — Ред.
[4] Уильям Пэйли (1743—1805) — известный англиканский священник и теолог, автор множества религиозно-философских трудов, долгое время служивших основными учебниками теологии в английских университетах. Способствовал распространению в Англиии “натуральной философии”, которая исходит из того, что целесообразность в строении организмов и их приспособленность к среде есть выражение премудрости Божией. — Ред.
[5] Джон Стивен Хэнслоу (Генсло) (1796—1861) — английский натуралист, ботаник по преимуществу. — Ред.
[6] Адам Седжуик (1785—1873) — английский геолог, профессор Кембриджского университета. — Ред.
[7] Тридцать девять артикулов — свод догматов англиканского вероисповедания. — Ред.
[8] Чарльз Лайел (Ляйелль или Лайель) (1797—1875) — крупнейший английский геолог, внедрил в геологию принципы эволюционизма. — Ред.
[9] Уоллес (Wallace) Альфред Рассел (1822—1913) — английский натуралист, создавший одновременно с Ч. Дарвином теорию естественного отбора. Один из основателей зоогеографии. В 1858-ом послал Дарвину рукопись своей статьи “О стремлении разновидностей бесконечно удаляться от первоначального типа”, в которой излагал идеи, совпадавшие с теорией естественного отбора Дарвина, над которой тот работал уже более 20-ти лет. Примечательно, что именно Уоллес является автором термина “дарвинизм”. Неизменно выступая против ламаркизма, Уоллес, однако, не был полным материалистом, его взгляды на происхождение психических способностей человека носили скорее “идеалистический” характер. Кроме всего прочего, Уоллес верил в спиритизм. — Ред.
[10] Уоллес тогда работал в Юго-Восточной Азии, отсюда и названия его статей. Саравак был тогда английской колонией на севере острова Борнео (Калимантан). Ныне провинция Малайзии. Тернате — остров в составе Молуккского архипелага (у западного побережья острова Хальмахера). Сейчас в составе Индонезии. — Ред.
[11] Лондонское Линнеевское общество — научное общество, занимающееся вопросами систематизации растительного и животного мира. Основано в 1788 году. Названо по фамилии шведского естествоиспытателя Карла Линнея. — Ред.
[12] Британская ассоциация занимается распространением научных знаний, проводит ежегодные форумы ученых с докладами о последних научных достижениях. Основана в 1831 году. — Ред.
[13] Хаксли, Гексли (Huxley) Томас Генри (1825—1895) — английский естествоиспытатель, ближайший соратник Ч. Дарвина и популяризатор его учения. Исследования Хаксли относятся к области зоологии, сравнительной анатомии, палеонтологии, антропологии и эволюционной теории. Кроме того, в своих работах по геологии он критиковал представление о геологической одновременности происхождения земной коры и выдвинул идею гомотаксиса, то есть отложений одинаковых фаций, характеризующихся сходной или одинаковой флорой или фауной, но различного возраста. При этом Хаксли отстаивал представление об отсутствии прогресса в большинстве групп органического мира, утверждая, что на протяжении доступного для исследований геологического времени в подавляющем большинстве групп животных и растений заметного повышения организации не произошло. После выхода в свет книги Дарвина “Происхождение видов” (1859) Хаксли стал настойчиво доказывать животное происхождение человека. При этом он считал, что анатомические отличия, отделяющие высших обезьян от человека — гориллы и шимпанзе, — гораздо меньше, чем отличия, отделяющие высших обезьян от низших. — Ред.
[14] Уилберфорс Сэмюэл (1805—1873) — англиканский прелат и педагог, воплотивший в себе образ идеального епископа викторианской эпохи. Центральная фигура Оксфордского движения, стремившегося к возрождению высоких идеалов XVII столетия в церковной жизни Англии. Часто критиковал либеральных епископов, инакомыслящих и библейских ученых. Его выступление против эволюционной теории Ч. Дарвина на Оксфордской конференции 1860 года было крайне неудачным. Его деятельность в Оксфордском движении способствовала значительному оживлению агликанской церкви. В 1854 году Уилберфорс основал один из первых англиканских теологических колледжей в Каддесдоне (Cuddesdon). В 1869 году был назначен епископом в Винчестер. В 1870 году стал инициатором пересмотра версии перевода Библии King James, результатом которого было появление Пересмотренной Версии (Новый Завет — 1881; Ветхий Завет — 1885; Апокрифы — 1895). — Ред.
[15] Дословно — “Мыльный Сэм” (“Soapy Sam”). — Ред.
[16] У автора, по-видимому, ошибка: имеется в виду Ричард Оуэн (1804—1892) — английский зоолог и палеонтолог. — Ред.
[17] Джон Уильям Дрейпер (1811—1882) — ученый, философ, автор многочисленных трудов по физиологии, химии, физике, истории. Автор “Истории умственного развития Европы” (русск. перев.
[18] Дословно: “Господина Протестанта” (“M
[19] Аптекарский магазин (d
Структура книги
Предисловие
Глава 1 Наука и научный метод
Допущения
Здравый смысл
Научный метод
Экспериментальный метод
Коэффициенты корреляции
Экстраполяция
Глава 2 Наука и религия
Научные революции
Коперниковская революция
Николай Коперник (1473 — 1543)
Тихо Браге
Кеплер
Галилей
Ньютон
Ранние эволюционные теории
Бюффон (1707—1788)
Ламарк (1744 — 1829)
Эразм Дарвин (1731 — 1802)
Чарльз Дарвин (1809 — 1882)
Оксфордская конференция Британской ассоциации
в 1860 году
Дейтон, Теннесси, Обезьяний суд
Глава 3 Сотворение в Писании и исповеданиях
Книга Бытие
Подробности сотворения
Являются ли небеса железным сводом?
Сотворение и промысл Божий
Новозаветные указания на Книгу Бытие
Историчность Адама
Библия о “сотворении”
Истолкования рассказа о сотворении
Определение сотворения и эволюции
Хронология и возраст Земли
Исповедания о сотворении
Сотворение в Лютеранских Исповеданиях
Указания на исторического Адама
Сотворение в исповеданиях других традиций
Глава 4 Систематическое изучение сотворения
Формулировки учения о сотворении
Толкование первых трех глав Книги Бытие
Лютеровское толкование Книги Бытие
Два повествования о сотворении?
Вопросы, на которые отвечают главы 1 и 2 Книги Бытие
Подробности сотворения
Глава 5 Особые аспекты сотворения
Время сотворения
Теория пробела
Преадамиты
Значение слова “min”
Проблемы классификации
Вид и эволюция
Макроэволюция и микроэволюция
Глава 6 Эволюция
Попытки примирения
Бог пробелов
Описания и объяснения
Противоречия
Свидетельства в пользу теории эволюции
Доказательство происхождения на основании сходства
Свидетельства классификации
Филогенетические деревья
Параллельные мутации
Доказательства теории эволюции на основе гомологии
Аргументация, основанная на рудиментарных органах
Аргументация, основанная на данных
сравнительной физиологии и биохимии
Свидетельства эмбриологии
Данные, представляющие конечный продукт
длительного периода эволюции
Защитная окраска
Предупреждающая окраска
Мимикрия
Половой отбор
Глава 7 Проблемы креационизма
Ископаемые
Оценка свидетельств об ископаемых организмах
Ископаемые останки: неполные и неслучайные образцы
Проблемы реконструкции ископаемых
Изменчивость внутри существующих видов:
ее значение для классификации ископаемых
Гибриды и ископаемая история
Живые формы, считавшиеся вымершими
Отсутствие переходных форм
Кембрийский и меловой взрывы видообразования
Проблемы вымирания
Стабильность неизменных форм
Катастрофизм и униформизм
Краткое описание ископаемой летописи
Прерывистое равновесие
Географическое распределение
Примитивность южной фауны
Особенности островной фауны
Формы, отсутствующие в определенных областях
Географическое распределение и эволюция
Дрейф континентов
Географические распределения и особое творение
Исключения из ожидаемого распределения
растений и животных
Неадаптивная природа различий
Заключение
Глава 8 Проблемы эволюционизма
Эволюция человека
Определение степени эволюционного развития
Строение зубов
Место человека в системе классификации
Различия между человеком и приматами
Речь животных
Дочеловеческие ископаемые
Homo erectus (питекантроп)
Sinanthropus (Пекинский человек)
Homo transvaalensis (австралопитек)
Другие ископаемые находки
Человек из Галлей-Хилла
Родезийский человек
Неандертальский человек
Кроманьонский человек
Оценка ископаемых отпечатков
Мошенничества вокруг истории человеческой эволюции
Механизм эволюции
ДНК
Мутации
Большинство мутаций вредны
Полезные мутации?
Обратные мутации
Ограничения мутаций
Элементы синтетической теории эволюции
Изменение хромосом
Полиплоидия
Возникновение полиплоидии
Эффекты полиплоидии
Полиплоидия и библейские “роды”
Другие хромосомные изменения
Хромосомные изменения как механизм эволюции
Сложность творения
Происхождение материи (энергии)
Пригодность Земли для жизни
Пригодность воды
Происхождение жизни
Пригодность углерода
Hеизбежные взаимосвязи
Инжир
Проблемы окружающей среды
Нарушение равновесия в природе
Согласуется ли это с эволюцией
Имеет ли это значение?
Home
Книги
Блог
Лютеранское наследие
От создания мира